Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Таким образом, важную роль в заговоре против Каррансы играла ненависть, вызванная социальными и личными мотивами. Но вместе с тем весьма вероятно, что архиепископ стал очередной жертвой кампании испанских традиционалистов против якобы «либеральных» теологов, с обширными зарубежными связями. Благодаря своим заслугам в качестве гонителя еретиков Карранса, который путешествовал по Европе с императором, мог быть, как и «еретик» доктор Касалья, с легкостью отнесен к людям, отравленным слишком частыми контактами с северным христианством Эразма. Если Силисео, тоже имевший множество врагов, был настолько ортодоксален, что к нему никто не мог подступиться, то Карранса опубликовал огромный том комментариев к Индексу, сделавший его весьма уязвимым для нападок врагов. Кано и инквизиция взялись за работу. В сознании Филиппа были посеяны семена сомнения, и примат Испании оказался под арестом по подозрению в ереси.

Теперь злосчастный и не вызывавший симпатии Карранса, который стал пешкой в противоборстве аристократов и плебеев, космополитов и националистов, пал жертвой вражды испанской короны и папства. Король понимал, что в лице инквизиции имеет прекрасный инструмент как для расширения контроля над своими владениями, так и для защиты их от ереси. Как следствие, он продолжал отождествлять свою власть с инквизицией, чего никогда не делал Карл V, и под давлением инквизиторов позволил себе выдвинуть беспрецедентное требование, что это инквизиция, а не Рим имеет право судить прелатов церкви. Папа ответил отказом, но только в 1566 году ему удалось добиться решения о переводе заключенного в Рим, и даже тогда испанцы десять лет затягивали исполнения решения, которое, по мнению многих, благоприятствовало Каррансе.

Борьба Филиппа II с Папской курией, обострившаяся из-за дела Каррансы, только ослабляла силы Контрреформации в то время, когда они были так нужны. В то же время открытой войны они не могли себе позволить, поскольку Рим нуждался в испанской военной помощи, а Филипп не мог обойтись без церковных доходов и признания Испании единственной силой, на которую может положиться папа в борьбе с ересью. Однако между ними шла своего рода необъявленная война, в которой Филипп делал все возможное, чтобы расширить контроль над испанской церковью и эксплуатацию имеющихся у нее политических и финансовых ресурсов. Инквизиция была низведена до уровня государственного ведомства; огромные доходы епархии Толедо – присвоены короной в ходе длившегося семнадцать лет процесса по делу Каррансы. В 1565 году наконец были опубликованы декреты Тридентского собора, но с оговоркой, гарантировавшей короне постоянное влияние в сфере церковной юрисдикции и епархиальных назначений.

В 1572 году папские бреве, предписывавшие испанцам являться к иноземным дворам по делам церкви, объявлялись ничтожными и не подлежащими исполнению, и король настоял на своем праве просматривать папские буллы и, если нужно, запрещать их публикацию в своих владениях.

Несмотря на то что стремление Филиппа II сохранить и расширить свою власть было вполне естественным, его поведение позволяет предположить, что в душе он считал вопросы религии слишком важными, чтобы доверять их Риму. Напуганный ересью, он мог доверить задачу ее искоренения в своих владениях только себе и избранным им самим агентам. Он хотел превратить испанскую монархию в неприступную крепость, стены которой надежно защитят ее от ересей, носившихся по Европе. И поскольку никакую крепость нельзя считать неприступной, пока внутри есть предатели, то можно оправдать любую жестокость в отношении тех, кто вызывает подозрение с точки зрения веры. Довольно жалкая горстка альумбрадос, оказавшихся в камерах инквизиции, едва ли могла оправдать создание такой грозной машины. Но если в ретроспективе может показаться, что Филипп и его агенты проявляли излишнее беспокойство по поводу предполагаемой опасности, то их ощущение незащищенности можно объяснить как внутренними, так и внешними обстоятельствами того времени, когда Филипп взошел на престол. К 1560-м годам становилось все яснее, что королю предстоит война на два фронта, и последнее, чего он хотел, – это оказаться перед лицом третьего фронта в собственном доме. Поэтому откровенно панические меры первых десяти лет его царствования были подсказаны непритворным страхом перед неизбежной катастрофой, который в свете событий 1560-х годов никак нельзя считать необоснованным.

Като-Камбрезийский мирный договор 1559 года, положивший конец войне между Испанией и Францией, был очень своевременным. Помимо того что банкротство 1557 года сделало продолжение войны практически невозможным, Филиппа, как и французского короля Генриха II, не могло не беспокоить распространение протестантской ереси во Франции. Кроме того, существовала еще и турецкая опасность, теперь, вероятно, немного уменьшившаяся, но ничуть не менее серьезная. Слухи о растущей слабости Османов позволяли считать момент весьма подходящим, чтобы попытаться перехватить инициативу в Средиземноморье, что было бы невозможно, если бы продолжалась война с Францией. Таким образом, Филипп решил отменить приказ о начале переговоров с турками о десяти– или двенадцатилетнем перемирии и бросить все имеющиеся ресурсы на войну в Средиземном море.

В свете финансового положения Испании решение было неразумным. Депрессия, парализовавшая в 1550-х годах севильскую торговлю с Новым Светом, привела к нехватке денег и утрате уверенности. Снижение налоговых поступлений совершенно не соответствовало военным потребностям монархии, и уже в 1558 году были введены большие пошлины на экспорт кастильской шерсти. За этим последовало введение таможенных пошлин на границе с Португалией, увеличение размера almojarifazgo, таможенных пошлин в портах Бискайи, усиление королевской монополии на игру в карты и включение соляных шахт в состав королевских владений. Эти меры существенно увеличили поступления от неподконтрольных парламенту налогов, а в 1561 году доходы короны выросли еще больше, когда король вынудил кортесы Кастилии согласиться на значительное повышение encabezamiento, пообещав не вводить новых налогов без их согласия (обещание, выполнения которого было совсем несложно избежать).

Но если Испания собиралась проводить серьезную кампанию в Средиземном море, повышение налогов являлось непреложной необходимостью. Это ясно показало случившееся в мае 1560 года разгромное поражение совместной итало-испанской экспедиции на остров Джерба, который предполагалось использовать как плацдарм для возвращения Триполи. Это стало самым существенным проигрышем христиан после провала Карла V в 1541 году в Алжире и подтолкнуло турок усилить свое давление в Центральном и Западном Средиземноморье, а весной 1561 года даже подойти к побережью Майорки. Испании срочно требовалось больше кораблей, и повышение королевских налогов сделало возможным запуск программы по строительству галер, которая смогла наконец заполнить дыру, образовавшуюся из-за потерь в предшествующие годы. Но даже теперь испанский флот оставался пугающе маленьким. И хотя во время своего успешного нападения на североафриканскую крепость Пеньон-де-Велес в сентябре 1564 года дон Гарсиа де Толедо командовал флотилией из ста кораблей, многие из них были присланы союзниками Испании. Когда на следующий год король отправил морскую экспедицию, чтобы отбить осажденный остров Мальта, весь южный берег Испании остался незащищенным, и отряд корсаров из Тетуана, высадившись в Мотриле, разграбил побережье.