Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Причины такого странного застоя в годы, последовавшие за битвой при Лепанто, следует искать отчасти в самой природе победы испанцев. Встревоженные до глубины души восстанием мавров и на время успокоенные видимыми успехами герцога Альбы в подавлении голландцев, испанцы впервые бросили все свои силы на борьбу в Средиземноморье. Это принесло им победу при Лепанто, но победа такого масштаба по самой своей природе должна была вызвать у турок стремление ответить ударом не меньшей силы. После Лепанто Османская империя начала последовательно готовить контрнаступление, и это, в свою очередь, требовало дальнейшей широкомасштабной подготовки со стороны Испании. Однако уже в 1572 году встал вопрос, может ли Испания позволить себе бросить все силы на борьбу в Средиземном море, потому что 1 апреля того же года голландские «морские нищие» (сражавшиеся на море участники восстания, получившие свое прозвище за кальвинистскую приверженность скромной одежде. – Пер. ) захватили порт Бриль, и стало ясно, что восстание в Нидерландах очень далеко от поражения.

Таким образом, у Испании были очевидные причины отказаться от грандиозных планов в Средиземном море. К счастью, у турок тоже нашлись свои проблемы, и это дало возможность достичь негласного взаимопонимания. Две великие империи, столкнувшиеся в войне длиной в полвека, постепенно развели свои силы. Турки направили их на восток против своих персидских врагов, а Испания смогла в 1570-х и 1580-х сконцентрировать свое внимание на усиливающейся угрозе со стороны протестантских сил севера.

По крайней мере, теперь страна была внутренне готова к этому новому и, возможно, более сложному конфликту. Все религиозные отклонения в Испании были успешно подавлены; бесконтрольный доступ иноземных идей через границы закрыт. Определенно, теперь можно было позволить себе немного расслабиться. Казалось, что под началом кардинала Кироги, который в 1573 году занял пост Великого инквизитора, а в 1577 году сменил Каррансу на посту архиепископа Толедо, и церковь, и инквизиция взяли более умеренный тон. Кирога вынес оправдательный приговор Луису де Леону, арестованному вальядолидской инквизицией в 1572 году, и распространил свою протекцию на группу крупных ученых (Ариас Монтано, Франсиско Санчес эль Бросенсе, Франсиско де Салинас), которые переживали тяжелые времена, пытаясь внедрить в интеллектуальную жизнь Испании новые методы обучения. Именно при Кироге инквизиция открыла доступ в Испанию революционным идеям Коперника, и с 1594 года его труды даже были рекомендованы к изучению в университете Саламанки.

В конце 1570-х годов Кастилия обрела новую уверенность. Казалось, долгие годы испытаний наконец остались позади, а триумф при Лепанто и вызов наступающего протестантизма воскресили дух крестовых походов, характерный для предшествующих поколений. То было время чрезвычайно интенсивной духовной жизни в Кастилии, и эта интенсивность проявлялась на разных уровнях и распространялась на множество самых разных сфер. Одним из ее проявлений стало реформаторское движение внутри религиозных орденов. В 1562 году святая Тереза в попытке вернуться к строгости первоначальных правил основала в Авиле орден босоногих кармелиток. На момент ее смерти в 1582 году орден насчитывал четырнадцать приоратов и шестнадцать монастырей, а к началу 1590-х их общее число возросло до восьмидесяти одного. Помимо реформ существующих орденов, появлялись новые ордена, создававшие свои обители. В Мадриде за время царствования Филиппа II было основано семнадцать монастырей. Активное движение наблюдалось и в сфере создания благотворительных организаций. Возникло много больниц и богаделен, а в ордене братьев госпитальеров Святого Иоанна появилась новая религиозная конгрегация, посвятившая себя заботе о больных. Святой Иоанн (1485–1550) был португальцем, который после своего драматического духовного обращения нашел истинное призвание, основав в 1537 году в Гранаде госпиталь для больных бедняков. В 1572 году папа Пий V собрал растущее число его последователей в конгрегацию с уставом августинцев. Их братства приобретали все большую популярность, и к 1590 году в Италии, Испании и Новом Свете насчитывалось 600 братств, которые содержали 79 госпиталей на более чем 3000 коек.

Бурная религиозная деятельность конца XVI века и рост общественного сознания, порожденный сочувствием к страданиям бедных и больных, отчасти стал ответом на программу, сформулированную Тридентским собором. По мере того как росло и усиливалось противостояние протестантов и Рима, все более настоятельной становилась потребность в реформах. К примеру, Кирога, в бытность до его назначения в Толедо епископом Куэнки, разработал в своей епархии тщательно продуманный план развития благотворительности и улучшения образования и оказывал щедрую помощь бедным. Кроме того, его беспокоила необходимость реформирования епархиального духовенства, и, став примасом Испании, он в 1582 году собрал двадцатый Толедский собор, который намеревался начать реформу духовенства в духе реализации тридентских декретов. Оценить, насколько успешной была реформа клира, довольно трудно. В XVI веке в Испании имелось, вероятно, около 100 000 священнослужителей, причем их число в разных регионах сильно различалось. Так в Галисии черное и белое духовенство составляло 2 процента населения, в Каталонии – 6 процентов. В некоторых областях, особенно в Каталонии, приходские священники были очень бедны и, несмотря на более ранние попытки проведения реформ, имели низкий образовательный и моральный уровень. Возможно также, что на протяжении XVI столетия количество духовных лиц росло, и становилось все больше священников, которых реформаторское движение просто не успевало затронуть. Однако против этого говорит факт наличия элиты, исповедовавшей высокие идеалы тридентского католицизма. Впрочем, у нас нет возможности определить, какой процент от всего духовенства составляла эта элита.

Хотя Тридентский собор дал мощный толчок религиозной активности, необходимо признать, что значительная часть этой активности шла от духовных движений, существовавших в Испании задолго до собора, закрывшегося в 1565 году. Да, формально движения alumbrados и приверженцев доктрины Эразма были подавлены, но духовная жажда, которая когда-то вдохновляла их, неудержимо пробивала себе дорогу новыми путями, вырываясь на поверхность новым оживлением духовной жизни 1560—1570-х годов. В частности, неоплатонический подтекст этих движений и их настоятельное тяготение к внутреннему благочестию и прямому контакту души с Господом вызывали искренний отклик у обитателей монастырей и конвентов. В таких местах он нашел свое выражение в новом всплеске мистицизма, которым так славилась Кастилия в конце XVI века. Инквизиция ответила на это, сначала поместив в Индекс 1559 года большое количество мистических трудов. Но если, как считал Мельчор Кано, склонность к внутренней форме религиозной жизни была величайшей ересью века, то эта склонность укоренилась так глубоко, что вытравить ее оказалось невозможно. Более того, монахов и монахинь едва ли можно было рассматривать как естественных союзников Эразма, посвятившего жизнь нападкам на них. В конце концов, убедившись, что мистическое движение можно с легкостью держать под контролем в стенах монастырей и, следовательно, оно не представляет такой большой опасности, как предполагалось первоначально, инквизиция изменила свою политику и решила проявлять к мистикам терпимость. Результатом стал совершенно невероятный всплеск мистической и аскетической литературы. Атмосфера благоприятствовала тому, чтобы реформаторское движение повсеместно набирало силу, и национальный крестовый поход против ислама и протестантизма близился к кульминации. Был еще природный гений святой Терезы Авильской, которая вдохновляла других своим примером и с таким воодушевлением комментировала труды родственных ей по духу авторов, например Луиса де Гранада, что сочинения мистиков снискали определенную популярность. Особенно удачным было то, что расцвет мистической литературы пришелся на время, когда народный язык достиг выдающегося качества в литературных произведениях, и мистики, описывая свое ревностное стремление к единению с божественной душой, могли с необычайной непосредственностью выражать свои личные чувства как в прозе, так и в стихах.