Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Державы так и не договорились как следует насчет текста заявления Пашичу в ответ на поставленные им мне вопросы. Как ни сокращали союзники объем компенсаций, чтобы добиться согласия на них Италии, последняя все же находила их чрезмерными.

Английскому посланнику было предписано сделать заявление 3/16 августа, хотя бы единолично, если его коллеги не получат к тому времени полномочий. Я таковых еще не получал, но из предыдущей телеграфной переписки видел, что Сазонов, хотя и с явным неудовольствием, был вынужден принять главные поправки Грея к нашему тексту, сделанные им в угоду Риму. Чтобы не усиливать и без того уже давно создавшегося впечатления малой согласованности между союзниками, я присоединился к заявлению англичан и французов. Сущность его состояла в следующем:

п. 2. Под условием, что Сербия примет точку зрения держав в вопросе о Македонии, Сербии в случае благоприятного исхода войны обещались следующие территории.

п. 3. Босния и Герцеговина; Сирмия до линии Дравы и Дуная с Землином и Бачкой; побережье Адриатики от мыса Планки до пункта, расположенного в 10 килом[етров] к югу от старой Рагузы с островами Зироне (Гранде и Пиккола), Буа, Сольта, Брацца, Жаклиан и Каламотра, с полуостровом Сабиончелло. Если союзники будут располагать Славонией, то она предназначена Сербии.

п. 4. От пункта в 10 килом. от старой Рагузы до р. Дрина побережье отойдет Сербии, а частью – Черногории.

п. 5. Побережье от Дрины до Воюссы будет принадлежать независимой Албании.

п. 6. Будущее Хорватии с побережьем от Волосской бухты до границы Далматии, включая Фиуме, будет беспристрастно решено при окончательном заключении мира.

п. 7. Побережье от м. Планка до южной конечности Сабиончелло и побережье от пункта в 10 км к югу от старой Рагузы до р. Вокссы будут нейтрализованы.

п. 8. Державы вынуждены настаивать на линии союзного договора 1912 года, если только Сербия не добьется непосредственно согласия Болгарии на какие-либо изменения.

п. 9. Граница между Грецией и Албанией будет начинаться от будущей границы между Сербией и Болгарией в Македонии, но державы не могут пока определить ее протяжение.

п. 10. Державы ничего не будут требовать для себя в территориях, означенных в пунктах 3, 4, 5, 6, 7.

К торжественному письменному заявлению я добавил на словах от имени России: 1) что мы окажем при заключении мира возможное содействие Сербии к присоединению Хорватии, 2) что если Румыния не выступит, то Сербия получит славянскую часть Баната, и 3) что мы будем содействовать возможно более широкому определению сербо-греческой границы в Албании.

Через день после нас, т[о] е[сть] 4/17 августа, итальянский посланник был уполномочен сделать одинаковое с нами заявление, но в нем исключалось упоминание о Славонии и в одном пункте было допущено небольшое изменение редакции, несколько двусмысленное.

По порядку старшинства, я сделал свое заявление Пашичу после английского и французского посланников. Он уже освоился с сущностью ответа держав, но все же видно было, как он удручен и возбужден. Он сказал мне, что державы облегчили ему задачу ответа на свои требования. Сербии приходится бороться не только с Австрией, но и со своими союзниками за защиту родной земли и кровных интересов, «если только нас вообще еще считают союзниками, – добавил он. – Сербией распоряжаются и делят ее, как Африканскую колонию».

– Какое право имеете Вы ставить подобные упреки России после всего, что она сделала? – с живостью возразил я.

– Я верю, что Россия сделала все, что могла, для нас, но требовать от нас невозможного она не может, – отвечал Пашич.

Наша беседа не могла быть продолжительной, ибо Пашич торопился на поезд, ехал к королю. Он отметил мне, однако, наиболее бросавшиеся в глаза недочеты сделанного державами заявления: туманное обозначение будущей сербо-греческой границы, причем нельзя было ожидать обеспечений ни со стороны Болгарии, ни со стороны Албании; нежелание держав дать заверения насчет Хорватии; наконец, умолчание о землях, населенных словенцами. Помимо этого, были и другие пункты, которые не могли не вызвать его раздражения, как то необеспеченность Белграда со стороны Баната, о чем в заявлении умалчивалось, и совершенно бесполезное требование о нейтрализации Адриатического побережья, предназначавшегося Сербии. По поводу последнего пункта в беседе со мной итальянский посланник сам сказал, что подобные ограничения не могут на практике удержаться и, конечно, будут разорваны сербами при первом удобном случае, если они вступят в обладание этими землями. Не всего труднее было Пашичу примириться с невозможностью изменить границу 1912 года. В конце концов я ему сказал, что если они всего будут добиваться, то рискуют ничего не получить, и что Сербии предстоит сделать выбор между Македонией и объединением юго-западного славянства. «Мы выберем Македонию», ответил Пашич.

Я опускаю подробности переговоров в последующие дни. 7/20 августа английский посланник запросил согласия Пашича на занятие линии Вардара, как только Болгария заявит о своем согласии выступить против Турции. При этом он разъяснил, что это занятие будет служить обеспечением не только для Болгарии, но и для Сербии в том, что передача Македонии Болгарии состоится лишь одновременно с приобретением Сербией новых земель. Это произвело приятное впечатление на Пашича. Со своей стороны, я ежедневно во всех телеграммах настаивал на безотлагательном занятии линии Вардара союзниками, дабы они стали между сербами и болгарами. Мне казалось, что в этом был единственный шанс предотвращения войны между теми и другими. В то же время для нас было крайне важно применять меры охраны главной линии сообщения между Россией и ее союзниками от Салоник до Дуная. При этом я указывал, что занятие должно непременно включить Салоники, иначе оно не достигнет своей цели. К сожалению, к этому последнему соображению в Петрограде отнеслись с полным невниманием. Единственное, в чем со мной согласились, это относительно нежелательности участия нашего отряда в союзной оккупации. Мной руководили два соображения: 1) нежелательность вооруженных столкновений наших солдат с болгарскими шайками (если б опасность окончательного разрыва между Сербией и Болгарией была предотвращена) и 2) в случае австро-германского вторжения в Сербию союзные войска могут, если понадобится, сесть в Салониках на суда и отплыть к себе домой, а что мы будем делать?

Перед тем чтобы дать ответ державам, Пашич созвал Скупщину и объяснил ей в общих чертах создавшееся положение. Среди депутатов наиболее резкая оппозиция была со стороны либералов, в свое время отказавшихся войти в состав коалиционного Кабинета и разделить с ним ответственность. Вожаки его партии, у которой до тех пор было мало сторонников, руководились, по-видимому, главным образом личными честолюбивыми побуждениями. Они хотели снискать популярность в рядах армии неуступчивостью и непримиримым шовинизмом. Им, конечно, удавалось создать немало затруднений Пашичу. Я уже говорил, что в основе всех трудностей лежало непобедимое и возраставшее недоверие к Болгарии, которое, к сожалению, было более чем основательно, между тем как мы и союзники питались на этот счет иллюзиями, поддерживавшимися нашими представителями в Софии, с тех пор особенно как осторожный и недоверчивый к болгарам английский посланник Элиот [200]был заменен переведенным из Петрограда в Софию советником. Последний приехал с целью «победить» болгарское правительство и до самого конца принимал свои желания за действительность.