Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Храм сохранился целым и неповрежденным. Всего примечательнее в нем – сама архитектура, – стройная, выдержанная, прекрасная в своей суровой простоте. Прекрасен иконостас и своды, опирающиеся на столбы. Благолепная служба наших монахов довершала впечатление, оставленное не только на нас, но и на иностранцев.

Все помещения монастыря переполнились путешественниками, как и мы, искавшими в нем кров и ночлег. Никому не было отказа. В громадных залах поместились те же англичанки, сербы, французы и мы – русские, словаки, – все те, кому приходилось встречаться все время на пути. Когда наступила ночь, монастырский двор осветился кострами, взошла полная луна, – зрелище было волшебное.

Наутро мы отстояли обедню. Отец Варсонофий повел меня в монастырскую «скрывницу», в которой хранятся сокровища. Нужно было пролезать в небольшое отверстие, обычно замаскированное. Некоторые предметы представляли первостепенную историческую ценность, между ними – хризовул [216], подписанный королем Душаном, с дарственной записью поместий и угодий монастырю; чаша того же короля, кувшин королевича Марко. Посоветовавшись со мною, о. Варсонофий сказал мне, что он думает эти немногие предметы закопать отдельно в землю, где-нибудь в мусоре, так чтобы не догадались, где искать, все же остальное оставить как есть. Он думал, что тогда будет возбуждено меньше подозрений, между нашими спутниками был маршал Двора старого короля, который вез с собой корону и мантию короля. Он хотел оставить эти предметы в Дечанах – не знаю, исполнил ли он свое предположение. Некоторые парадные придворные кареты попадались мне в пути, их тащили волы.

После обедни, простившись с гостеприимным о. Варсонофием, который отпустил с нами каймака, хлеба, сыру и всякой всячины, мы пустились в путь в Ипек [217].

Уже смеркалось, когда мы подъехали к Ипеку. Я подъехал к патриархии, где должен был остановиться. Это было здание XIII века, следовательно – еще старше, чем Дечаны, Меня принял местный епископ Никифор Джурич, получивший воспитание в России {124}. Нашим монахам в Дечанах пришлось, однако, немало натерпеться раньше от него. Он взводил на них различные небылицы и кажется дорого дал бы, чтобы их выжить, хотя, конечно, на их место не нашлось бы черногорских монахов, монастырь был бы заброшен, и служба, без сомнения, не совершалась бы с прежним благолепием.

Меня митрополит встретил очень хорошо. Мы с ним тотчас отправились в храм. К сожалению, было уже темно, и я не мог как следует осмотреть его. Храм интересен, но, конечно, уступает Дечанскому.

Снова пришлось, чем свет, выступать дальше. Это, должно быть, было 11 ноября. Патриархия, где я остановился, была на краю города, и оттуда прямо шел наш путь. Мы выехали верхом, потому что вся дальнейшая дорога шла через горы. Приблизительно через полчаса после Ипека начался крутой подъем в гору. Зрелище было величественное. Внизу бурлил поток, кругом громоздились высокие горы. У меня была славная горная лошадка, умная, смирная. Я предоставил ей самой выбирать путь, хотя и неприятно было, что она, по обычаю горных лошадок, все время норовила идти по самому краю дороги над обрывом. У меня как рукой сняло всякое головокружение. Воздух был чистый, бодрящий. Дивная красота окружала нас. По временам мы останавливались, чтобы напиться чудной студеной воды из горных ключей. Особенно нравилось это моей лошадке. К сожалению, у нее от этого сделалось воспаление легких и через день она у меня издохла.

Многое из подробностей путешествия у меня изгладилось уже из памяти. Наши ночевки были самые примитивные. Мы обыкновенно останавливались в каком-нибудь «хане». Ханы эти представляли дощатые строения, которые нельзя было топить. Между тем в горах был снег и стояла настоящая зимняя погода. С большим трудом и за большие деньги доставали мы сена лошадям. Местами дорога была сильно испорчена, местами не было никакой дороги, приходилось ехать по руслам потоков, карабкаться по обледеневшим тропинкам, ведя за уздцы лошадей. Мы приходили под вечер усталые, изнемогающие в хан, где уже часто набивалось столько народа, что продохнуть было трудно. Помню первую свою ночевку в хане «Белуха», вероятно прозванном так от снега, которым покрыта эта местность большую часть года. Подходить к хану приходилось чуть не ползком по мерзлой тропинке. Лошади падали и подымались с трудом. Уже было совершенно темно. Я с трудом двигался от усталости и ото всех отстал. На мое счастье два повстречавшихся сердобольных чешских доктора приняли во мне участие, и я побрел, опираясь на руку то одного, то другого. Впереди нас шел английский секретарь Киллинг. На каком-то косогоре вьючная лошадь, которую он вел, упала и не могла подняться. Под косогором прямо – обрыв и поток. Киллинг глядел с каким-то выражением безнадежного отчаяния на то, что происходило. Наконец мы доплелись до хана. Нам указали на второй этаж. Там я нашел в небольшой комнате человек 10 англичан, французов, Йована Иовановича с женой и сыном. Комната ничем не была освещена, нетоплена, в ней не было ни скамей, ни столов, приходилось располагаться на полу, как были, не раздеваясь. Даже сена не хватало, чтобы постелить под себя. Можно было только немного его подложить себе под голову. Я повалился, как пласт, на пол, чувствуя себя не в состоянии что-либо предпринять. Милый английский секретарь Киллинг дал мне чашку бульона, разведенного из таблетки. Этот бульон прямо возродил меня к жизни. Вообще, как он, так и милейший sir Charles Des Gras все время в пути окружали меня самым добрым вниманием. Des Gras говорил мне потом, что чувствовал себя моим старшим братом, обязанным иметь обо мне попечение. Пока я жив, я, кажется, никогда не перестану испытывать благодарное к нему чувство.

Путешествие в необычных условиях создавало простоту нравов. Г[оспо]жа Иованович, не стесняясь, просила своего мужа дать ей бумаги. Выходя из комнаты, она спросила Des Graz, может ли она надеяться найти отхожее место. Des Graz не мог ее обнадежить. Нам всем приходилось выходить на дорогу.

Кульминационным пунктом нашего путешествия была вершина горы Чакор. Достигнув ее, мы расположились завтракать. У нас была с собой припасена бутылка сливовицы из Дечанского монастыря, а известно, что монахи – мастера насчет спиртных напитков. Никогда с большим наслаждением я не пил водки. Чакор отделял новые владения Черногории от старых. Пока мы завтракали, два выстрела, как будто, в наше направление, раздались из-за гор. Немудрено, если в нас стреляли албанцы.

Вступление в пределы старой Черногории не дало себя почувствовать большими удобствами. С Чакора мы спустились, и первой нашей остановкой был хан Велика. Немного впереди нас шли англичане. Сначала мы думали, что придется остаться на ночлег в Велике, но пришли мы туда довольно рано, около двух часов дня, и там нас уверили, что до Андреевицы всего часа три хода. Тогда мы с Мамуловым решили продолжать путь. Мы проехали мимо дома, где остановились Des Graz и Киллинг, и крикнули им, что едем дальше, так как надеемся до вечера быть в Андреевице, но бедный Des Graz был так утомлен, что не решился идти дальше. Много спустя, когда мы уже были на Корфу, он признался мне, что в эту минуту, увидав, что мы проезжаем дальше, он почувствовал себя всеми покинутым, несчастным, и что ему было очень горько и обидно на нас. Конечно, мы этого совершенно не подозревали, иначе, понятно, остались бы в Велике, и это было бы гораздо лучше для нас самих.