Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

По-видимому, это совершилось не без благосклонного поощрения Австрии. Между австрийцами и черногорцами велась номинальная война. На самом деле обе стороны мало тревожили друг друга. Австрийцам было приятнее, чтобы Скутари было занято Черногорией, неспособной организовать там серьезную оборону, чем Италией, которую трудно было бы выставить, если бы она водворилась в этом городе, крепко связав его с морской базой на о. Джиованни ди Медуа.

В скутарийском вопросе оказалась двусмысленная политика короля Николая. Он так привык всю жизнь обосновывать благополучие своей маленькой страны и свое личное на постоянном балансировании между всеми соперницами-державами, что от этой тактики не мог отказаться и во время Великой войны, хотя на Балканах она приняла ясно выраженный характер борьбы на живот и насмерть между германизмом и славянством. На словах воюя с Австрией, он на деле не прочь был обделывать с ней дела. Кроме того, в скутарийском вопросе отразились возраставшие негодование и неприязнь юго-западных славян к Италии, на которую не без основания стали смотреть, как на державу, стремящуюся заместить Австрию на Балканах. Скептик по природе, король Николай сомневался в том, чтобы в этой войне нам удалось сокрушить германизм, и он хотел остаться в хороших отношениях с друзьями и недругами.

Настроение короля и его политика были ясны всем в Черногории. Они создали атмосферу деморализации, которая царила в этой стране ко времени отступления сербов и только усилилась с приходом голодной, босой и раздетой сербской армии, опустошавшей на своем пути и без того скудные запасы черногорцев. Все это вскоре стало обнаруживаться все ярче и ярче.

Прибыв в Подгорицу, Бопп, Де-Гра и я решили съездить в Цетинье, чтобы поблагодарить короля за оказанное им внимание. После тяжелых условий нашего странствования было особенно приятно попасть в настоящий дом со всеми удобствами, какие мы нашли в русской миссии в Цетинье, где поверенным в делах был Обнорский, заместивший посланника А. А. Гирса, уехавшего с самого начала войны в отпуск.

Цетинье, в сущности, – деревня, где несколько усадеб средней руки. К числу таких усадеб принадлежал и дворец короля Николая. Мы представились ему в тех одеяниях, какие на нас были в дороге; я был в сером пиджаке и высоких сапогах. Король был очень любезен, но беседа носила самый общий характер, не затрагивая жгучих тем. Только каждому из нас король подчеркнул необходимость как можно скорее прийти на помощь Черногории продовольствием. Консулу Емельянову, который также был им принят, король, любивший эффектные фразы, сказал: J’ai pu lutter contre la monarchie (Австрия), mais je devrai capituler devant la boulangerie [220].

Во дворце мы встретили нашего товарища барона Сквитти, который, не останавливаясь в Подгорице, проехал прямо в Цетинье. Он был там посланником до Сербии и была persona grata при дворе короля Николая.

После визита королю Николаю мы должны были в тот же день вернуться в Подгорицу, но возможность переночевать в теплом благоустроенном доме, взять ванну, показалась мне настолько заманчивой, что я остался до следующего дня. Дом в Подгорице показался мне еще холоднее и неуютнее.

Впрочем, мы там не засиделись, и 18-го ноября пустились в путь из Подгорицы в Скутари, куда, как мы узнали, иным путем, чем мы, уже пробрался Пашич и ожидался королевич Александр.

Из Подгорицы надо было полчаса ехать в автомобиле до Пламенницы на берегу Скутарийского озера и там пересесть на пароход. Когда мы подъехали к озеру, его окутывал такой сильный туман, что капитан парохода, старый черногорец Бошко, отказался отплыть. Пароход был старый, много раз чинившийся. У него где-то была пробоина, кое-как залитая цементом. Понятно, что при таких условиях плыть было рискованно, тем более, что пароход был сильно нагружен, и он оставался единственным в своем роде на всем озере, не считая небольшой мушки короля. С нами были члены московского отряда. Молодежь находилась в состоянии беспричинного веселья и смеялась решительно всему, что усугубляло мрачное настроение Боппа. К Бошко поминутно приставали: когда же мы наконец двинемся в путь, но он сошел на берег и разгуливал в невозмутимом спокойствии. Так прошло несколько часов, пока наконец туман стал немного проясняться, и мы отплыли. Никогда не видел я такого количества уток.

Скутари на первых порах понравилось мне, и я убежден, что если бы пришлось побывать в нем при других условиях, то от этого города у меня осталось бы только приятное воспоминание. В нем много своеобразной прелести вследствие живописной природы и особого отпечатка албанской столицы. Кроме главной улицы, своеобразие коей нарушено вывесками магазинов, город состоит из длинных узких переулков, по обе стороны коих тянутся каменные стены, окружающие албанские владения: двухэтажные дома с решетчатыми окнами, сады и дворы. В этих переулках – масса детворы, девочки в широких шароварах с сандалиями на босу ногу и косичками, мальчики в белых фесках. Главная улица всегда запружена народом; черногорцев было сравнительно мало, но очень много албанцев. Женщины в очень живописных нарядах, особенно по воскресеньям. Они наворачивают на себя массу всякой всячины: кожаные штаны, сверх них – тяжелая юбка; на грудь надевается шитая рубашка, на ней – безрукавка из цветного сукна, шитая серебром или золотом и перетянутая тяжелым медным поясом, иногда с крупными камнями. Поверх этого всего надевается нечто вроде суконной цветной мантильи, вышитой причудливыми шелковыми узорами, с длинным воротником, который загибается на голову. В таком костюме албанки ходят с трудом, но хотя он дорого стоит, его имеют самые простые женщины, например, албанка Марья, которая жила при нашем доме и нам прислуживала.

Во время Балканской войны Скутари впервые было занято Черногорией, принужденной покинуть его по требованию держав, боявшихся вмешательства Австрии. После этого в Скутари были введены международные отряды всех держав, кроме России, и установлено международное управление, во главе коего был поставлен английский полковник Филипс. За это время город значительно выиграл и подчистился. Кое-где были сделаны асфальтовые тротуары, исправлены окрестные дороги. На всех улицах появились вывески с их названиями, соответственно району данного отряда. Так, я жил на Кильской улице, а рядом была улица Гебен, – там раньше стояли германские моряки. Была улица Эрнест Ренан в честь французского броненосца, команда коего стояла в Скутари, и т. д. Благодаря иностранным гарнизонам, в магазинах Скутари можно было кое-что найти, чего нельзя было достать в Цетинье. Вообще, Скутари было гораздо значительнее и богаче маленькой черногорской столицы.