Ростислав Долгилевич - Западный Берлин и советская дипломатия (1963–1969 гг.)

Встреча Добрынина с Раском усилила беспокойство ФРГ относительно будущего Берлина. В Бонне, сообщала «Франкфуртер Рунд-шау», стало известно о намерении американской стороны в ходе этих переговоров вновь выдвинуть план создания органа по контролю за доступом в Западный Берлин. Этот план предусматривал участие в контроле наряду с представителями Востока, Запада и нейтралов также и представителей ГДР и ФРГ [231] Frankfurter Rundschau, 2.IV. 1963. . «Рейнише Пост» заявила в этой связи, что Вашингтон намерен согласиться на это в ответ на готовность Советского Союза не выдвигать вновь своего требования о немедленном выводе из Западного Берлина войск западных держав. «Вновь ведутся переговоры, — продолжала газета, — о других элементах „берлинского пакета“: взаимных заявлениях НАТО и Варшавского пакта о ненападении, общегерманских комиссиях, а также об отказе великих держав от передачи атомного оружия другим странам» [232] Rheinische Post, 2.IV.1963. . Соглашения по первым двум вопросам, в которых неизбежно участвовала бы и ГДР, стали бы ее признанием де-факто, чего всячески стремилась не допускать ФРГ. А соглашение об отказе от передачи атомного оружия другим странам противоречило бы ядерным амбициям некоторых политических и военных кругов ФРГ.

Вторая встреча Добрынина с Раском была назначена на 12 апреля. Согласно сообщению «Нью-Йорк Таймс», за два дня до встречи один советский дипломат заявил в Москве, что переговоры между США и СССР о Берлине «снова стали необходимыми в связи с западными планами создания ядерных сил в рамках организации Североатлантического договора» [233] New York Times, 11.IV.1963. . Этот неназванный дипломат сказал, что вопрос об опасностях, вытекающих из того обстоятельства, что ФРГ получила бы в результате создания многосторонних ядерных сил НАТО доступ к атомному оружию, будет поднят Добрыниным на очередной встрече с Раском.

Из этого «Нью-Йорк Таймс» сделала следующий вывод: «Многие западные официальные представители считают, что Москва действительно встревожена перспективой усиления военного могущества Западной Германии. Но они добавляют, что еще неизвестно, достаточно ли встревожен Советский Союз, чтобы пойти на какие-то уступки в отношении Берлина, которые могли бы привести к новым мерам для укрепления европейской безопасности» [234] Ibidem. . Иными словами, угрозой ядерного вооружения ФРГ СССР можно «дожать», и он откажется от своих требований в Берлине.

В день, когда проходила вторая встреча Добрынин-Раск, т. е. 12 апреля, Дж. Хайтауэр напомнил, что она должна была состояться на неделю раньше, но была перенесена, и выразил мнение, что атмосфера на советско-американских предварительных переговорах складывается не самая благоприятная. Появились признаки того, писал он, что «поиски соглашения, вероятно, усложняются» [235] АВП РФ, ф. 56–6, оп. 22, п. 472, д. 276, ТАСС, 13.IV.1963, л. 20–0. .

Встреча 12 апреля стала 25-й неофициальной встречей по Берлину между представителями СССР и США за 20 месяцев. Она продолжалась 1 час 20 минут. Главная цель встречи была определена американской стороной как попытка сохранить открытыми линии коммуникаций. В ее официальном отчете говорилось: «Никаких существенных изменений». США, как это случалось и раньше, перевели разговор с германской проблемы к опасному положению в Лаосе. Добрынин заверил Раска, что сообщит в Москву об опасениях Вашингтона. Раск ожидал устного повторения недавнего протеста СССР против создания атомных сил НАТО. Но этот вопрос был затронут только кратко, поскольку Раск уведомил Добрынина, что ответ Вашингтона на советскую ноту от 8 апреля будет передан в ближайшее время [236] New York Times, 13 TV. 1963. .

Сообщалось также, что стороны согласились публично заявить о том, что их беседу о Берлине следует рассматривать как «зондирующую» и «предварительную». Одновременно была достигнута договоренность о новой встрече, но время ее проведения не уточнялось. Ознакомление с материалами второй встречи побудило Френкела озаглавить статью о ней «Переговоры между США и Советским Союзом о Берлине не приносят никаких существенных изменений» [237] Ibidem. .

Никаких существенных изменений не произошло и в ходе последующих советско-американских контактов. Заслуживает внимания заявление Хрущева А. Гарриману 26 апреля 1963 г., которое со ссылкой на американские источники приводит Г. Веттиг. Советский лидер высказал в отношении Берлина мнение, что город «недолго останется источником для какого-либо беспокойства», так как социалистические страны благодаря стене добились большего, чем получили бы благодаря мирному договору. СССР, сказал Хрущев, старается добиться урегулирования только с целью внести вклад в смягчение напряженности. В существующей ситуации ничего не изменилось бы, кроме того, что оба немецкие государства получили бы легитимность [238] Веттиг Г. Указ, соч., с. 268–269. .

Нельзя не согласиться с мнением Веттига, согласно которому «уменьшение интереса к осуществлению требований по Берлину не означало отступления (Хрущева — Р. Д.) от бескомпромиссной позиции. Напротив, советский лидер сделал вывод, что освобождение от давления, связанного с необходимостью обязательно добиться результата, позволяет ему занимать по-настоящему непреклонную позицию. Одновременно он объявил несущественным берлинский конфликт, который, как ему казалось, все равно не давал никакого шанса на согласие» [239] Там же, с. 269. .

Берлинский вопрос обсуждался также на встрече А. А. Громыко с Д. Раском, состоявшейся 10 октября 1963 г. Какого-либо сближения позиций сторон на этой встрече достигнуто не было [240] Washington Post, 11.X. 1963. . Подтвердился вывод, сделанный М. Френкелом еще в апреле: «Соединенные Штаты неизменно проявляют готовность рассмотреть вопрос о формальной перемене флага, если только это не нарушит их свободу действий в Западном Берлине и не потребует того, чтобы права Соединенных Штатов утверждались в Организации Объединенных Наций» [241] New York Times, 13.IV.1963. . В то же время советская сторона не отказалась от требования, чтобы войска западных держав в Берлине не просто сменили флаг над своими казармами, но и на деле перешли бы под командование ООН. Ее курс в берлинских делах определялся бы Советом Безопасности, в котором Советский Союз располагал правом вето.

Вскоре после этого стало очевидным, что СССР заморозил свои берлинские требования. Он отказался назвать сроки урегулирования, и лишь в конфиденциальных беседах советские руководители говорили, что западные державы допустили бы ошибку, если бы «бесконечно оттягивали решение» [242] Веттиг Г. Указ, соч., с. 273. . Фактически, однако, СССР и США были теперь едины в том, что нужно исключить эскалацию напряженности в Берлине, потому что это было необходимой предпосылкой для конструктивных переговоров по другим неотложным вопросам.