Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

В ту эпоху жилищами проторусов являлись землянки с очагом: глаголы греть, печь, жарить, варить уподобляли его солнцу (которое грело, пекло, томило жаром и варом). Святилищный общинный костёр являлся храмом светоогненного божества и воспроизводил на земле образ «небесного очага». Семейная печь грела и питала, помогала печься «заботиться (о родных), хранить (тепло и жизнь)». Вероятно, в эти времена возник обряд «согревания, хранения» праха сожжённых в жилище до весеннего погребения. Для этого в стене около печи вырывали тёплую печору «похожую на печь (церковнославянское пещера)» и помещали в неё сосуд с останками. После появления в IX–X веках высоких бревенчатых домов сосуды с прахом сожжённых временно погребали в погребе, под печью, считавшейся, как и у римлян, домашним святилищем. Между жизнью и смертью пролегала зыбкая грань. [173] Обычай захоронения во дворе или в огороде своего дома до начала XX столетия сохранялся у горюнов юго-запада Курской губернии – потомков восточнославянского населения этого края.

Прарусы вели своё происхождение от световидного божества и верили в жизнь «на том свете». Им была чужда идея сансары – вечного переселения души из одного существа в другое. Неясность посмертной судьбы привела к появлению различных похоронных обрядов. Вероятно, все они предварялись сохранившимся до наших дней правилом выносить покойного из дома ногами вперёд, «чтобы он не нашёл обратной дороги». Магическими оберегами в захоронениях являлись зубы и когти лесных «родичей» (медведя, волка, рыси и пр.), украшения в виде зубчатых и острых предметов (гребень, пила, нож, вилы). Непочтительное отношение к «костям» умерших, их выкапывание, выбрасывание из погребальных сосудов и осквернение, издревле считалось кощунством, пакостью; это слово сближалось с наречием опако «навыворот, наоборот, обратно».

В миг расставания души с телом ею могли завладеть как добрые существа-покровители (первым из которых считали медведя), так и злобные духи, вселившиеся в обитателей подземного мира: змей, червей, грызунов… Запретное название змеи с основой *zm- объясняется как «земная, ползающая по земле». [174]Её настоящим именем, вероятно, являлось слово гадъ , значение которого «отвратительный, мерзкий», как и у родственных литовского gída и прусское gidan «стыд, срам», возникло позже, а начальный смысл можно сблизить с греческим ᾅδης «чудовищный ужасный; смерть, могила». Для прарусов гадъ , вероятно, являлся воплощением подземной тьмы – пре-ис-под-ней . Это слово, будто составленное из трёх приставок (корень испод – также звучит, как две слитые приставки), означало пространство, куда не проникает небесный свет, и потому лишённое вида. Змея могла ужалить до смерти и целиком поглотить свою добычу (мышь, лягушку и др.). Видимо, считалось, что ядом она убивала тело, а душу человека поглощала и уносила в чрево земли. Выбраться из такого двойного плена к свету было невозможно. Мысль навсегда быть поглощённым подземным гадом вызывала ужас.

Восходящие к доземледельческим временам представления о душе, навечно заключённой во чреве земном и змеином, сохранились в индуистском образе космического змея Шеши ( Śeṣa ), чьё имя созвучно с древнерусским шишъ «бес, чёрт» [175] Даль Владимир. Цит. соч. Т. 4, C. 637. и его производными (шиши́га, шиши́мора, шушера, шиша́ра, ши́кать) – в значении «прогонять нечистую силу». Слово бѣсъ c производными бесноваться, бешеный родственно санскритскому bháyate «боится», литовским baisà «страх» и baisùs «отвратительный, ужасный». Образ змея, поглотителя душ, входил и в западную версию индоевропейского мифа о борьбе небесного громовержца с драконом за обладание скотом, о противоборстве солнечного всадника с подземным гадом ради освобождения душ умерших. [176] Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей… С. 45 и сл. В христианской иконографии ему соответствовал образ св. Георгия (Егория Храброго), пронзающего змея.

Первобытное религиозное сознание развивалось в попытках осмыслить телесную смерть. На смену обрядовому погребению в чреве «матери рода» пришли захоронения в виде жертв «сородичам» в природном мире. После кончины душа человека отделялась от тела и начинала новую жизнь. По представлениям охотников и рыболовов, её «проводниками» на небеса могли стать разные, но связанные между собою существа. Люди замечали, что медведь «погребает» в земле недоеденные трупы, затем к ним слетаются птицы и стайки бабочек- душек , в которых переходит душа умершего. Рои диких пчёл часто устраиваются в черепах и скелетах, словно принимая от медведя души их обладателей. Полагали, что дождевой червь-выползень, ящерица или уж, найденные около могилы, помогали душе погребенного воплотиться в новое тело и так «выползти» из-под земли. [177] В виде червя представляли душу поляки Подлясья. Гура А.В. Цит. соч. С. 373. Вместе со своей плотью черви «передавали» эту душу птицам, те уносили её в ирий.

Многозначность слова щуръ «птица, ласточка, стриж; кузнечик, скорпион; земляной червь; крыса», его родство с ящур, ящерица [178]и созвучие со щуръ «предок, пращур» позволяет предположить существование у прарусов веры в посмертное переселение души в «хтонические живые существа», [179]а затем в птиц. В одном из похоронных причитаний конца XIX столетия мать обращалась к «пташечке»:

Праславянами особо почиталась щука (вероятно, искажённое щура): в уменьшительном щурёнок корень щур- говорит о связи с предками- щурами . Следы этого верования сохранились в русских сказках, где «по щучьему велению» совершаются всевозможные чудеса.

После перехода от хтонических культов к солнечной религии, образ умерших стал разительно меняться. Душу, получившую благую участь, называли сѣнь, стѣнь . Это слово являлось одним из ключевых в древнерусском почитании предков. [180] Сходными словами пóстень, постéнъ, стень тень в Средневековой Руси именовали домового, духа предка, иначе называемого родич, дед . Оно означало «тень от предмета, навес, шатёр, покров и защиту, образ, неясное видение, зрелище» [181]. Сходства в греческом σκηνή «шатёр, скиния, сцена» и σκιά «тень, образ, мечта, зрелище», в готском skeinan «сиять, блестеть», в болгарском сянка «тень, привидение» выявляют предполагаемые начальные значения слова сѣнь : «солнечные блики, отражение в воде, ореол, светящийся призрак», что роднит его cо словенским siniti «сиять» и древнерусским синь «свет неба».