Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

Солнечное коло

Изучение древних календарных систем подобно археологическим раскопкам.

Зачатки календарного счёта возникли в палеолите вместе с простейшими пригоризонтными «обсерваториями». Стремление осмыслить происходящее, разделить вереницу событий привело к счёту дней по восходам солнца и по вехам луны – неделям и месяцам. В эпоху ямной культуры (IV–III тыс. до н. э.) древние европейцы от Южного Предуралья до Днестра стали устраивать на возвышенных местах круговые святилища. Спустя тысячелетие их сменили величественные мегалиты Стоунхенджа и Карнака, древесно-земляные сооружения Аркаима, каменные сейды Карелии и Скандинавии. Мироздание из плоского превратилось в трёхмерное, обрело небесную вертикаль. Линейный счёт дней сменился летоисчислением.

Вытеснение «земного» времени «небесным» шло постепенно. Трёхчастный и пятичастный хтонические календари были поглощены солнечным. С эпохи энеолита и бронзового века индоевропейцы делили годовой круг на четыре и восемь частей. Следы такого счёта до недавнего времени сохраняли жители местности Лима на северо-востоке Албании. [189] Байдин Валерий. Солнечное коло восточных славян IV-Х вв. // Наука и жизнь. 1994. № 1. С. 34–42. Во II тысячелетии до н. э. в культурах древних европейцев появились солярные знаки (круг, прямой и косой крест, крест в круге), возникли изображения «солнечной колесницы» с четырьмя кресчатыми колёсами (повозка из Трундхольма, XVIII–XVII вв. до н. э., Северная Европа), знаки солнца с восемью вращающимися лучами (древнеармянский «аревахач») и др. [190] Схожие солярные знаки находят по всей Евразии, от Средиземноморья и Средней Азии до Китая и Японии. Косой крест дважды использовался в финикийском алфавите: для букв тьет (крест в круге) и тай . В арамейском он стал начальной буквой алфавита алаф X. В первые века новой эры свастики нередко изображали на мозаичных полах ближневосточных синагог. Знаки солнечного года в виде спирали, простого или восьмилучевого креста (иногда в круге) вошли в религиозную символику многих культур. Священную восьмёрку изображали вписанные в квадрат восьмилепестковые янтры буддистов, «розы» и «колёса Фортуны» на фасадах готических соборов, восьмилучевые звёзды в древнерусских украшениях и восьмериковые шатры деревянных церквей.

Аркаим. Южный Урал.

XX–XVI вв. до н. э. Фотография

Древний календарь воспринимался как закон жизни, на его основе складывалось архаическое общество, вековое движение небес находило соответствие в незыблемости религиозных установлений. К древним религиям и их календарям применимо замечание К.Г. Юнга: «Все мифологизированные естественные процессы, такие как лето и зима, новолуние /…/ и так далее не столько аллегория самих объективных явлений, сколько символическое выражение внутренней и бессознательной драмы души». [191]«Психическая данность», привносимая в восприятие мира, свидетельствовала о зарождении в коллективном подсознании рода глубинных культурных архетипов.

В первобытную эпоху не существовало праздника «нового года» в современном смысле. Прошлое и будущее тонуло в «круговом времени», сливалось с природным круговоротом. Поток жизни отражался в потоке сознания, следовал за перемещением звезд в ночном небе, за дневным и годовым движением солнца от восхода к заходу и наоборот. Повторяемость небесных явлений стала основой религиозного искусства и культурной памяти. Одним из самых древних явился миф о «вечном возвращении». [192] Mircea Eliade. Le mythe de I’eternel retour. Archetypes et repetitions. Paris: Payot, 1969, P. 21–107. В эпоху кочевничества многократные переселения индоевропейцев с новых земель и пастбищ на уже знакомые завершались возвращением души в «сияющую степь» – на звёздную прародину. «Небесное время» следовало за луной и солнцем повторяющимися месячными и годовыми кругами, «земное время» подчинялось весенне-летнему оживанию и осенне-зимнему умиранию природного мира.

Наблюдения над небом требовали преемственности в передаче знаний от поколения к поколению, соединялись со священными обрядами, почитанием Солнца и Луны. Обсерватории становились святилищами. Глубокий «небесный отпечаток» остался на всех великих религиях, мифах и верованиях. Нельзя не согласиться, «мало найдётся других показателей культуры, которые в такой же степени характеризовали бы её сущность, как понимание времени». [193]У индоевропейцев точка конца-начала годового круга менялась в течение тысячелетий. В эпоху скотоводства новолетие отмечалось в дни наивысшего подъёма солнца, обильного роста и цветения, зачатий и рождений. После перехода к земледелию, летний «новый год» стали переносить на весеннее равноденствие. [194]Значение этого праздника победы света над тьмой более всего сохранил иранский Новруз «новый день» (буквально, «новый свет»), который отмечали на рассвете дня равноденствия. Древние греки называли этот праздник Ἀνάβασις «восхождение, восход (солнца)», древние римляне Hilaria , что может быть понято, как «Веселье» (от hilaris «весёлый»), а праславяне, предположительно, Новосветы : сходным словом Новосвяты болгары до сих пор именуют Масленицу .

М.Элиаде определял архаический «новый год» как «Большое Время» ( Grand Temps ), в течение которого происходило «полное обновление времени» ( régénération totale du temps ). Новогодние «обряды перехода» ( rites de passage ) от «старого» времени к «новому» предполагали обновление солнечного света и всех земных огней (для чего их гасили на ночь и разжигали утром), телесное очищение, изгнание нечистых духов из домов и селений. Празднество сопровождалось представлениями в масках, означавшими встречу с душами умерших на границах обжитого мира (опушка леса, берег реки или моря), ристалищами мужчин, выражавшими борьбу «старого» и «нового» времени, посвящением молодых в жизнь взрослых, умыканием невест, оргиями, пирами, «карнавальными переворачиваниями»: сменой полов, возраста, общественного положения и пр. [195] Eliade Mircea. Traite d’hitoire des religions. Paris: Payot, 1964, P. 333–342.

Праславянское * godъ , родственное немецкому gut «хороший, добрый», означало годное для земледелия время. Первые месяцы после равноденствия называли весной, пролетием , а последующие – летом. [196] Праславянское * lẽto родственно с латинским laetus «цветущий, изобильный, благоприятный» и литовским l ẽ tas «тихий, спокойный». От него исходят старинные слова летéе «легче», лѣтьба «лёгкость, помощь» [197], лѣть «можно, дозволено». [198] Макс Фасмер. Цит. соч. Т. II. С. 489. Осенью годная , хорошая пора для жизни сменялась пáгодой , непогодой. Осеннее равноденствие знаменовало вхождение в мрачное время года. У европейцев оно сопровождалось обрядами прощания с убывающим светом, вызывало в сознании образы сна и смерти. Однако в жарком Средиземноморье его соединили с весёлым праздником нового урожая и новолетия. Древние евреи отмечали день Рош Ха-Шана («голова года») в новолуние, ближайшее к осеннему равноденствию.