Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

В языке отразилась связь между образом неба и привычного для русов облика: солнечно-русых «светлых» волос, облачно-белой «светящейся» кожи, небесно-синих «сияющих» глаз и щёк, «пылающих» словно заря. Лица соплеменников воспринимались как подобия Сварога в облике его потомков, сварожичей . Быть может, потому призыв Евангелия: «вѣруйте во свѣтъ, да сынове свѣта будете» (Ин.12:36) прозвучал для русов как откровение – признание их веры путеводительницей ко Христу. Слова «Богъ свѣтъ есть, и тмы въ немъ нѣсть ни единыя» (Ин.1:5) по-новому истолковывали древнерусские верования: божественный свет облекся в человеческую плоть и сошёл на землю, «светодавец» Христос затмил «светоподателя» Сварога .

Переход от праотеческого «ветхого завета» к христианству начался задолго до Владимирова крещения. Такой путь, а не насильственное насаждение «иноземной веры», был единственно правильным. Крещение Руси в 988 году завершило многовековое развитие древнего единобожия. «Соглашене» праотеческой веры с христианством было равнозначно «оглашению» народа перед крещением. Солнечная символика Библии и православного богослужения немало тому способствовали. В песнопениях праздника Сретения Христа величали «Солнцем правды» и «Трисиятельным Божеством», Богоматерь в Новом Завете называли «Женой, облечённой в солнце» (Откр. 12:1).

Русов не могли не привлечь слова Евангелия, в которых по-новому открывались их религиозные представления, соединялось почитание божественного света и чудотворной силы, под действием которых человеческое тело преображалось в новое: «взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф 17:1–2).

Ещё не ведая имя Иисуса, русы почитали крест «Помазанника». Христос явился тем Спасом, Богом воскрешающим, в которого они бессознательно верили под другим именем. Нельзя не признать, что «/…/ то христианство, которое утвердилось на Руси и продолжало существовать как “народное” вероисповедание, несомненно, представляло собою оригинальный синтетический опыт», что некий «неделимый фонд» дохристианской веры был включён в недра русского православия. [553]

На Руси символика храма, икон, священных знаков, церковной утвари и облачений соединилась со стихией родной речи, получила в ней истолкование. Уже не под куполом небес, а под сводами храма, в сонме «умных художеств» в православную культуру Руси вошло её предхристианское прошлое. Церковную проповедь сопровождали возвышенные поэтические образы древности. Прежние верования растворялись в былинах, сказках, погребальных плачах, обрядах и сельских празднествах годового круга.

Созданная в XI–XII веках былина «Илья Муромец и Святогор» – мудрая притча о «братании» старой веры с новой и об их величественном расставании. Несмотря на поздние наслоения, смысл былины очевиден. Имя Святогор отсылает к образу святой горы – родового святилища и знаменует праотеческую веру. Имя Илья говорит о его христианстве. Между богатырями нет вражды, Илья обращается к Святогору:

Они меняются «золотыми крестами», что для средневековых создателей былины означало равночестность вер, «обнимаются и целуются» со словами:

Дубовый гроб, который они находят по дороге, оказывается велик Илье и впору Святогору, который ложится в него и просит закрыть крышку. В иносказательном смысле древнерусская вера смиренно уступает христианству место на русской земле. При этом Святогор просит Илью сохранять старину живой, слышать её «дыхание»:

Но открыть гроб Илья не в силах, ибо древняя вера не может вернуться. Святогор прощается с православным богатырём, желая передать ему свою жизненную силу:

Напоследок он отдаёт Илье свой меч-кладенец, воплощение богатырской мощи пращуров. [554]

Русы, почитатели «живого слова», упорно отвергали запись священных текстов. С первых веков новой эры они использовали календарные знаки и, возможно, хозяйственные заметки. У знатных семей, вероятно, существовали родовые идеограммы, подобные тамгам причерноморских кочевников. Некоторые исследователи относят нерасшифрованные знаки, найденные в «древнерусских колониях Северного Причерноморья» к «протописьму русов». [555]

Действительно, в древнерусском языке имелись слова боуки, боукъва, заимствованные из готского bōka ещё в первые века н. э., и кънига – от древнескандинавского обозначения рун kenning «знак, мета». [556]Руны издавна существовали у норманнов, с которыми русы начали тесно общаться уже в VIII веке, перенимая некоторые из их обычаев. Историк Ибн Фадлан во время путешествия в Волжскую Булгарию в первой половине Х века встретил потомков «поволжских русов», которые перед сожжением умершего в корабле написали его имя вместе с «именем царя русов». [557]

Полному признанию восточными славянами письменности препятствовала их вера, но и она в русле предхристианства всё больше открывалась новым веяниям. В 864 году приняла крещение Болгария, спустя десять лет Сербия. О появлении у древних русов бытовой письменности говорят найденные в Новгородских землях костяные писала X–XI веков. В их резных четвероликих и восьмиликих навершиях запечатлелись представления о «многоликости» единого, многоимённого Бога. Распространение грамотности на Руси ещё до Владимирова крещения вполне объяснимо. К тому времени существовали славянские переводы Нового Завета и многих церковных книг, созданные свв. Кириллом и Мефодием, а также их учениками, писателями болгарских Охридской и Преславской книжных школ: Климентом и Наумом Охридскими, Константином Преславским, Черноризцем Храбром, Иоанном Экзархом и др.

«Апостол славян» св. Кирилл являлся выдающимся христианским миссионером. В 860 или 861 году он прибыл в Корсунь, где провёл с перерывами около двух лет. В Таврии Кирилл углубил свои знания арамейского и древнееврейского языков, а также, несомненно, познакомился с письменностью готов-несториан. Готский алфавит, созданный епископом Вульфилой в IV веке на основе греческого с включением четырёх латинских букв и трёх рунических знаков, мог стать образцом для создания кириллицы.