Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

Приговор Гаагского третейского суда от 8 августа 1905 г., информировал (14.08.1905) графа Владимира Николаевича Ламздорфа российский посланник в Гааге Николай Валерьевич Чарыков (1855–1930), «признал за Францией, впрочем, с некоторыми ограничениями, право предоставлять свой флаг туземцам, со всеми проистекающими из этого преимуществами на море для местных судовладельцев в маскатских водах». Этим признанием, резюмировал Н. В. Чарыков, «предотвращено осуществление вожделений Англии относительно исключительного господства британского флага в водах района Персидского залива» (76).

Началом проникновения Франции в Месопотамию, а оттуда — на юг Аравии и Аравийское побережье Персидского залива можно считать 40-е годы XVII столетия, время появления в Багдаде французских монахов.

В 1638 г. было учреждено епископство Вавилонское, а спустя сто лет, в 1740 г., — генеральное консульство. Пост генерального консула занял епископ Балейя, ставший первым дипломатическим представителем Франции в Месопотамии и прилегающих к ней областях Аравии. Непосредственно на Аравийском полуострове французский консульский пост появился в 1894 г., в Маскате (77).

В Париже понимали, что упрочение авторитета и престижа Франции на Аравийском побережье и в зоне Персидского залива в целом возможно только в случае расширения там позиций французского торгово-промышленного капитала. И тогда в повестке дня французской деятельности в этом районе мира встал вопрос об открытии прямого пароходного сообщения между Францией и портами Персидского залива. Впервые эта идея была озвучена представителями французского капитала на специальном заседании правительства Франции в начале 1901 г., сразу же после образования в Париже Франко-азиатского комитета. Цель его состояла в том, чтобы содействовать «оживлению торгово-коммерческой деятельности Франции в Азии», в том числе в бассейне Персидского залива (78).

В отличие от Российской империи, за деятельностью которой в этом районе мира Франция наблюдала внимательно и многое, надо сказать, копировала, наладить регулярное пароходное сообщение и расширить там свою торговлю ей не удалось. Успехам России французы завидовали и воспринимали их настороженно и болезненно.

Из рапорта г-на Венгржиновского, капитана парохода РОПиТ «Трувор», от 26 сентября 1902 г. следует, что во время захода судна в Маскат он передал г-ну Гогуйеру, тамошнему агенту РОПиТ, «два флага со знаками, присвоенными РОПиТ; один из них — для поднятия на флагштоке агентства». Принимая эти флаги, г-н Гогуйер, по словам русского капитана, выражал сомнение насчет того, «разрешат ли ему маскатский султан и французский консул Larance водружать над агентством российский флаг; жаловался, что г-н Larance … сильно противодействует нашим [российским] интересам» в Маскате (79).

Прибыв в порт Маскат, сообщал русский консул в Бендер-Бушире (14.08.1903), он «был удивлен, что ни на здании агентства РОПиТ, ни на шлюпке, приставшей к „Корнилову“ с агентом Общества, французским подданным, … не развивался флаг РОПиТ». Поинтересовавшись у агента, в чем дело, получил следующий ответ. «Вопрос о поднятии флага РОПиТ над агентством, — сказал он, — ставился им и в 1901, и в 1902 гг., но из-за противодействия французского консула в Маскате он был не в силах добиться разрешения на водружение флага Общества ни на здании, ни на шлюпке агентства» (80).

С течением времени руководству РОПиТ стало известно, что агент их общества в Маскате, г-н Гогуйер, активно вовлечен в торговлю оружием. Встал вопрос о его замене. Рассматривалась кандидатура одного армянина, турецкого подданного Бедевиана, представлявшего в Маскате интересы торгового дома «М. Кеворков и Ко.». Однако выяснилось, доносил из Бушира статский советник Н. Пассек (01.05.1904), что и он «торгует оружием». Более того, «принят был под покровительство Франции». С учетом сказанного вопрос об утверждении кандидатуры Бедевиана консул рекомендовал «оставить пока открытым». Информировал, что его «негласный агент в Маскате» проработкой вопроса о кандидате на должность агента РОПиТ в Маскате занимается, и что во время планируемой им осенью поездки туда он внимательно рассмотрит подготовленный для него список кандидатов (81).

На основании этой информации Первый департамент МИД Российской империи уведомил (11.05.1904) Главное управление торгового мореплавания о необходимости «отложить окончательное решение о поручении обязанностей агента РОПиТ как г-ну Бедевиану, так и другому кандидату, г-ну Эльбазу [племяннику г-на Гогуйера], до открытия российского консульства в Маскате» (82). Этот документ — еще одно свидетельство серьезности намерений внешнеполитического ведомства Российской империи относительно учреждения дипломатического представительства в Маскате.

При рассмотрении вопроса о деятельности РОПиТ в Маскате нелишним представляется отметить, что рейсы пароходов РОПиТ в порты Персидского залива и Красного моря, пользовались широкой популярностью среди тамошнего населения. «Маскатский султан, — телеграфировал из Бушира русский консул Н. Пассек (22.01.1905), — желая отправить в подарок в Мекку шесть верблюдов с проводниками», просит дать распоряжение капитану «парохода РОПиТ „Трувор“, находящемуся теперь в Бассоре, зайти на обратном пути в Маскат, чтобы взять его верблюдов и доставить в Джидду».

Направив соответствующий запрос в дирекцию РОПиТ в Одессе, и, рекомендовав «оказать любезность» султану и «даром перевезти верблюдов султана с их провожатыми», консул, на свой страх и риск, до поступления официального ответа руководства РОПиТ, отдал распоряжение капитану «Трувора» сделать это.

Разрешение дирекции РОПиТ, что интересно, вскоре было получено. Но «с постановкой на вид консулу», что он не может по своей воле делать распоряжения, касающиеся коммерческих аспектов деятельности Общества (83).

Интересная страничка в истории отношений Маската с Российской империей связана с пребыванием в Джидде, во время хаджжа 1905 г., жены и сына султана.

По получении сведений о приезде в Джидду для совершения паломничества «старшей супруги султана маскатского и его малолетнего сына, — докладывал Михаил Эрастович Никольский, управляющий российским консульством в Джидде (05.11.1905), — мы с английским консулом Девери (Devery) договорились не делать им визитов ввиду того, что в свите, сопровождавшей гарем, не было важных лиц». Однако британец «пошел на прямой обман» — отправил «к свите сына султана» своего человека, чтобы тот согласовал вопрос о времени его визита. «Но ему отказали, ввиду их отъезда на следующий день в Мекку». Тогда английский консул «устроил им проводы, взяв с собой вице-консула и двух кавасов ».