Эугениуш Небельский - «Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

Станислав Помирский, Александр Кероньский и Юстин Мелехович – пожалуй, единственные из описываемой группы духовных лиц которые дождались независимости родины и умерли уже в свободной Польше.

После 1875 года Тунка перестала выполнять функцию главного места изоляции ксендзов в Сибири. Однако полностью деревня не опустела, власти размещали здесь других политических и криминальных ссыльных. На 1 февраля 1875 года их было в Тунке семьдесят два человека; в марте уехал ксендз Валентий Барабаш, остался семьдесят один, в том числе восемь духовных лиц: Алексий Фиялковский, брат капуцин из Лёнда, Александр Янковский и Матеуш Каспшицкий из Сандомирской епархии, Юзеф Секежиньский и Рафал Древновский из Варшавской епархии, Юстын Сесицкий и Стефан Рудзкий из Жмудской епархии и Александр Шепетовский из Сейненской епархии. Каспшицкий – по причине своих прежних опасных политических проступков (контакты с так называемыми «жандармами-вешателями»), другие, как пишет ксендз Жискар, – потому что их «задержали дела, которым они чрезмерно себя посвятили». В самом деле, четверо были заняты торговлей (Фиялковский, Рудзкий, Секежиньский и Янковский, имевшие официальные купеческие «свидетельства II класса»), Древновский был врачом; Шепетовский, Сесицкий и Каспшицкий жили на государственное пособие – двадцать копеек в день. О Каспшицком власти писали, что он ничем не занимается, а ксендз Куляшиньский сообщал о нем в письме 1877 года: «Не может держать себя в руках и пьет».

Весной 1876 года уже упоминавшиеся львовские «Ведомости» отмечали: «Из сибирской Тунки выехали уже все ксендзы. Осталось, может, человек пять или шесть, в том числе ксендз Древновский, доктор, ксендз Секежиньский и др.»

Некоторых ксендзов из этой группы власти не собирались оставлять в Тунке и торопили с отъездом. Рудзкий и Секежиньский утверждали, что больны, Шепетовский – что вынужден еще ненадолго задержаться в Тунке, потому что стар и не имеет теплой одежды на дорогу, у Сесицкого (в 1876 году вернувшегося из Иркутска в Тунку) не было не только одежды, но и средств. Первым решился Шепетовский: 12 мая 1876 года он выехал из Тунки, а 28 июня отправился по этапу из Иркутска в Екатеринославскую губернию. Сесицкий покинул Тунку 17 апреля 1877 года, а 2 мая, также по этапу, двинулся из Иркутской губернии в Пермскую; он скончался в Соликамске 1 октября 1881 года. Секежиньский свое затянувшееся пребывание в Тунке объяснял в 1876 году хронической болезнью легких (и даже прилагал медицинское свидетельство), затем снова просил отложить отъезд и, наконец, в июне 1878 года отказался от права на выезд в Казанскую губернию, заявив, что «навсегда останется в Сибири». Рудзкого в апреле 1878 года отправили в Иркутск как предназначенного для высылки; он сам 16 мая просил разрешить ему поселиться в Великом Новгороде, однако через некоторое время ходатайствовал о праве остаться на постоянное жительство в Сибири. 8 января 1879 года иркутский губернатор выразил на это согласие, однако с сохранением всех ограничений, относящихся к политическим ссыльным. Вероятно, в конце семидесятых годов покинул Тунку и ксендз Каспшицкий – известно, что в 1882 году он уже жил под полицейским надзором в Перми.

В начале восьмидесятых годов в Тунке по-прежнему проживали: Янковский, Фиялковский и Секежиньский. Ксендз Розга прислуживал священнику в иркутском костеле. Кароль Ходкевич занимался кондитерским ремеслом, а Древновский работал врачом на окраине губернии. Представляется, что это были уже единственные духовные лица (термин, явно неподходящий, если говорить о Ходкевиче и Фиялковском) из тункинских ссыльных, еще остававшиеся в Восточной Сибири. В Польшу о них проникала кое-какая информация; сведения распространялись, в первую очередь, в кругах бывших ссыльных, критически оценивавших решения прежних товарищей: «четверо […] добровольно остались в степи исключительно из корыстных соображений. Они забыли себя, увы, позабыли о своем долге перед народом и Церковью; так пусть же и их имена канут в пучину забвения», – писал ксендз Наркевич.

Троих, Янковского, Секежиньского и Фиялковского, обозначая их инициалами, упоминал граф Павел Сапеха из Седлиск близ Равы Руской, который в 1888–1889 годах совершал путешествие по Дальнему Востоку и на обратном пути посетил побережье Байкала, в том числе Тункинскую долину и саму Тунку. Ему было интересно взглянуть на место скопления ксендзов, сосланных после Январского восстания. Как же он был изумлен, – не обнаружив здесь священников-мучеников. «В Тунке, – писал Сапеха 8 сентября 1889 года в письме в львовскую иезуитскую газету «Пшеглёнд Повшехны» («Всеобщее обозрение»), – я встретил одного из последних – слава Богу – вывезенных сюда наших ксендзов. Ксендз Я., крепкий мужик, краснолицый, здоровяк с проседью; дом хороший, торгует всякими товарами; по квартире ходит семья; в спальне даже креста нет, только в гостиной, по русскому обычаю, схизматический образ в углу висит! Другой, вроде него, – ксендз С., проживающий несколькими десятками верст далее, в деревне Шынки [Шимки на берегу реки Иркут. – Э.Н.]. Третий, Ф., – в самой Тунке. Этих двоих я не захотел больше видеть». В более позднем, книжном, издании писем из путешествия – «Путешествие на восток Азии» – Сапеха этот фрагмент несколько видоизменил: в нем уже не упоминалась семья Янковского, зато была высказана общая негативная оценка: «В моральном отношении – просто катастрофа!»

В конце восьмидесятых годов в Тунке появляются другие ссыльные, в частности – молодой Юзеф Пилсудский, сосланный в Сибирь за участие в заговоре против царя Александра III в 1887 году. В Тунке он находился в 1890–1892 годах. Здесь в это время проживала довольно большая «колония» польских ссыльных социалистов, в частности «пролетариатчики» Стефан Ющиньский и Михал Манцевич, а также активный участник подполья, создававшегося перед началом восстания 1863 года, Бронислав Шварце, член Центрального национального комитета в Варшаве, который в российских крепостях и в Сибири провел почти тридцать лет. Были в этой группе и русские. Пилсудский поддерживал отношения, главным образом, со своим кругом. Казимеж Петкевич, опираясь на воспоминания находившихся в ссылке вместе с Пилсудским Манцевича и Ющиньского, написал спустя годы о ссыльных ксендзах: «наши „пролетариатчики" еще застали нескольких бывших ссыльных: они носили бороды, имели семьи, одевались по-местному, некоторые разбогатели» (К. Петкевич. «Михал Манцевич»). В свою очередь Мечислав Лепецкий, легионер и адъютант Юзефа Пилсудского, путешественник и писатель, который дважды, в 1933 и 1936 годах, путешествовал по Сибири по следам Маршала и от него самого, вероятно, слыхал «сибирские» рассказы о тех временах и священниках, отмечал: «Юзеф Пилсудский знал только Янковского, занимавшегося ростовщичеством, а также Фиялковского, человека не слишком разборчивого в делах» (см.: М. Лепецкий. «Сибирь без проклятий. Путешествия по местам ссылки маршала Пилсудского»).