Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Но в песне о Марии Спиридоновой, по мнению исследователей, существовал как минимум один куплет, посвящённый избиению и пыткам «новомученицы Марии». Фольклористы считают: в строке воровского романса «Били легавые, били наганом» из варианта 1932 года, записанного Н. Холиной, наган появился вместо устаревшей и неактуальной в советское время нагайки («Били казаки, били нагайкой»). Стало быть, подобного рода куплет имелся и в «спиридоновском» варианте. Наблюдение вполне резонное; заметим, однако, что казаки избивали юную девушку столь разнообразно и изощрённо, что уличным сочинителям можно было не утруждать себя заменой одного орудия пытки на другое. Например, Спиридонова рассказывала своему адвокату Тесленко, что Аврамов упирался ногой ей в живот и «бил нагайкой по лицу, бил по нему револьвером».

Как бы то ни было, наверняка описание издевательств над эсеркой в романсе о Спиридоновой присутствовало и позднее перешло в уголовную версию (где либо нагайку заменили на наган, либо просто уточняется, что револьвер был системы Нагана). Во-первых, именно пытки и физическое насилие над «эсеровской Богородицей» создали ей славу великомученицы и заступницы за простой народ. Во-вторых, такой куплет присутствует в блатной переделке и вряд ли он просто присочинён уркаганами, тем более что в дошедшем до нас отрывке «спиридоновского» романса есть описание тяжёлых последствий физического насилия над героиней.

В сцене пыток неведомые сочинители руководствовались уже не столько публикациями Владимирского, сколько подробным эмоциональным рассказом самой Марии Спиридоновой, опубликованным 12 февраля 1906 года на страницах «Руси». Приведём несколько наиболее ярких отрывков: «В камеру в 12 или 1 час дня пришёл помощник пристава Жданов и казачий офицер Аврамов; я пробыла в их компании, с небольшими перерывами, до 11 часов вечера. Они допрашивали и были так виртуозны в своих пытках, что Иван Грозный мог бы им позавидовать. Ударом ноги Жданов перебрасывал меня в угол камеры, где ждал меня казачий офицер, наступал мне на спину и опять перебрасывал Жданову, который становился на шею… Раздетую, страшно ругаясь, они били нагайками (Жданов)… Один глаз ничего не видел, и правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на неё и лукаво спрашивали: “Больно, дорогая? Ну, скажи, кто твои товарищи?”… Выдёргивали по одному волосу из головы и спрашивали, где другие революционеры». В петербургской газете «Молва» 21 марта 1906 года Спиридонова снова вспоминает, как её пытали, чтобы узнать имена других эсеров: «Меня заставляли вставать ударами сапога… тянули за сорванную плёткой кожицу и кричали: “Кто твои товарищи?”».

А теперь сравните с вариантом «воровского романса», записанного студенткой Холиной:

Не правда ли, похоже? Вплоть до «мокрухи», как именуется на арго убийство. Отсюда можно сделать совершенно естественное предположение, что сцена допроса и выпытывания имён товарищей имелась и в романсе об «эсеровской Богородице».

Кстати, в письме Спиридоновой, опубликованном газетой «Молва», можно найти и намётки более поздней «любовной» линии воровского жестокого романса. Спиридонова вспоминала, как Аврамов с Ждановым били её по лицу и спрашивали, сколько у неё любовников. Когда же Маша назвала неких Каменева и Семёнова, которые могут удостоверить её личность, оба садиста завопили: «А! Это всё твои любовники?» — и обрушились на девушку с грязной бранью.

И опять-таки заметим: в жизни история Марии Спиридоновой складывалась намного драматичнее, нежели в песне. Потому что юную Машу мучители не только избивали, но и пытались изнасиловать! Репортёр «Руси» не оставлял у читателей ни малейшего сомнения в том, что изнасилование было на самом деле. Ему вторила газета «Наша жизнь»: «Представьте существо чистое, девственное, цвет одухотворённой красоты, какую только выработала высшая культура России, представьте эту юную, беззащитную девушку в косматых лапах скотски отвратительных, скотски злобных и скотски сладострастных орангутангов. Такова была участь Спиридоновой».

Сама Спиридонова факт изнасилования отрицала и даже была возмущена тем репортажем Владимирова, где журналист рассуждал об этом. Однако в «Письме об истязаниях» Мария столь красочно описывает домогательства Аврамова, что поневоле закрадываются сомнения:

«Тушили горящую папиросу о тело и говорили: “Кричи же, сволочь!.. Нет, ты закричишь, мы насладимся твоими мучениями, мы на ночь отдадим тебя казакам…”

“Нет, — говорил Аврамов, — сначала мы, а потом казакам…”

…Офицер ушёл со мной во II класс. Он пьян и ласков, руки обнимают меня, расстёгивают, пьяные губы шепчут гадко: “Какая атласная грудь, какое изящное тело”… Нет сил бороться, нет сил оттолкнуть. Голоса не хватает, да и бесполезно. Разбила бы голову, да не обо что. Да и не даёт озверелый негодяй. Сильным размахом сапога он ударяет мне на сжатые ноги, чтобы обессилить их, зову пристава, который спит. Офицер, склонившись ко мне и лаская мой подбородок, нежно шепчет мне: “Почему вы так скрежещете зубами — вы сломаете ваши маленькие зубки”.

Не спала всю ночь, опасаясь окончательно насилия. Днём предлагает водки, шоколаду; когда все уходят, ласкает. Пред Тамбовом заснула на час. Проснулась, потому что рука офицера была уже на мне. Вёз в тюрьму и говорил: “Вот я вас обнимаю”. В Тамбове бред и сильно больна».

А в последних числах февраля, уже будучи в тамбовской тюрьме, эсерка обращается за особой медицинской помощью. Тюремный врач Финк 28 марта 1906 года, отвечая на вопросы, предложенные ему старшим советником губернского правления Беляевым, признал, что Мария Спиридонова обратилась с жалобой на сыпь, которая появилась у неё на плече. Девушка подозревала заболевание сифилисом. Осмотрев плечо, Франк успокоил Спиридонову: сыпь оказалась простым раздражением кожи. Именно из этого случая репортёр Владимиров сделал заключение, что насилие всё же было совершено. Он также ссылался на беседу с врачом, который якобы рассказал о признании эсерки в том, что Аврамов её изнасиловал. В ответ врач сказал, что жаловаться надо было сразу, а не по истечении времени; теперь ничего доказать невозможно. Прочитав эти строки, Спиридонова назвала Владимирова лжецом.

Между тем публикации в прессе сделали своё дело. У Аврамова и Жданова начались неприятности. Брат Жданова (тоже помощник пристава) заявил, что не желает служить с ним в одном ведомстве. Аврамов, живший на широкую ногу, снимавший номер в гостинице, посещавший театр и рестораны, прекратил появляться на людях и переехал на частную квартиру. Его сослуживцы подали рапорт начальству и просили провести дознание: на самом ли деле Аврамов насиловал арестованную? На суде в защиту Спиридоновой вызвался выступать казачий есаул Филимонов. Он заявил: «Господа судьи! Я так же, как и вы, вырос в военной среде, посвящающей всю свою жизнь военному делу. Мы все воспитаны в сознании необходимости прямо и смело смотреть в глаза смерти, а в случае необходимости причинять её другим. Но я так же, как и вы, твёрдо знаю, что рука честного воина даже в пылу брани, в самом горячем бою не опускается на голову женщины. Мы знаем, что военные люди женщин не убивают».