Николай Рыжков - На острие проблем – 5

В другом месте девятого «Слова» осуждение частной собственности носит еще более резкий характер: «Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений — немилосердне, другое — надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги… виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать».

И снова вернемся к «советскому человеку». Его конкуренты и антагонисты были после Гражданской войны «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень. Однако они пережили эти трудные времена и вышли на арену, когда советский тип стал сникать и переживать кризис в ходе послевоенной модернизации и урбанизации. Вперед вырвался культурно-исторический тип, проявивший наибольшую способность к адаптации. Его можно назвать «мещанством».

К 1970-м годам мещанство сумело добиться культурной гегемонии над большей частью городского населения и эффективно использовало навязанные массовой культуре формы для внедрения своей идеологии. Советский тип вдруг столкнулся со сплоченным и влиятельным «малым» народом, который ненавидел все советское жизнеустройство и особенно тех, кто его строил, тянул лямку. Никакой духовной обороны против них государство уже и не пыталось выстроить. Наоборот! Видные западные советологи уже в 1950-е годы разглядели в мировоззрении мещанства свой главный плацдарм в «холодной войне». Они считали, что рост мещанства станет механизмом перерождения советского человека в обывателя, поглощенного стяжательством.

Суть философии мещанства — «самодержавие собственности». Но этот идеал собственности, в отличие от Запада, не стал буржуазным и не был одухотворен протестантской этикой. Буржуа был своего рода творческим и революционным культурно-историческим типом. Мещанин же — это антипод творчества, прогресса и высокой культуры. Ему противно любое активное действие, движимое идеалами.

Антисоветский проект сделал ставку на активизацию мещанства как самого массового культурно-исторического типа, который был оттеснен на обочину в советский период. В отличие от тончайшего богатого меньшинства дореволюционной России — аристократов, помещиков, купцов и фабрикантов — оно пронизывало всю толщу городского населения и жило одной с ним жизнью.

Говоря о мещанстве, следует вспомнить наших выдающихся писателей и мыслителей. Культурный тип мещанства представлен в русской литературе очень широко. Наиболее яркие его черты были художественно собраны в образе Смердякова, одного из персонажей романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». На переломе веков эта тема стала одной из главных. Давайте вспомним Достоевского и Толстого, Чехова и Горького, Маяковского и Платонова — все они уже в то время понимали большую опасность этого социального явления.

Проблема мещанства и наживы волновала не только писателей и поэтов. Это было злободневной темой прогрессивных мыслителей, которые искренне верили в добрые начала людей. Я хочу привести слова нашего российско-американского ученого, корифея социологической мысли XX века Питирима Сорокина:

«Что бы ни случилось, я знаю теперь три вещи, которые останутся в моей памяти и моём сердце навсегда. Жизнь, даже самая тяжелая, — это самое драгоценное сокровище в мире. Следование долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении».

Это сказал человек с драматической судьбой, с удивительно светлым и верным пониманием человеческой жизни.

Революцию мещанство пережило. Составляя значительную часть образованного населения, оно быстро овладело знаками советской лояльности и стало заполнять средние уровни хозяйственного и государственного аппарата. Социальный лифт первого советского периода поднял статус мещанства, и уже тогда возникли ниши, где негласно стали господствовать его ценности. Следует сказать, что мещанство было врагом обеих столкнувшихся в Гражданской войне сторон. В 1920-х годах красные и белые были в этом вопросе по одну сторону баррикад. Великая Отечественная война сильно выбила творческую активную часть общества. Мещанство же, напротив, окрепло, обросло связями и стало повышать голос.

В 1970–1980 годах советский культурно-исторический тип сник, а потом был загнан в катакомбы. Господствующие позиции заняло мещанство, в том числе криминализованное. Эта смена культурно-исторического типа и предопределила резкую утрату жизнеспособности России как цивилизации. Сложившаяся общность, которая стала господствовать в России, не обладает творческим потенциалом, который необходим, чтобы сплотить общество для модернизации и развития.

В последние годы Советской власти, и особенно в современной России, большой крен в сознании людей произошел в сторону накопительства и приобретения богатства, которое сегодня является для многих россиян пределом мечтаний и великим счастьем, целью жизни. Эти идеи внедряются в головы детей старшими поколениями, которые сами пережили тяжелые годы материальных лишений.

Слово «богатство» восходит к корню, обозначающему Бога. Богатый — значит «отмеченный Богом». И в то же время в слове «убогий» тоже есть обозначение Бога. Таким образом, оба слова — «богатый» и «убогий» — обозначают «пребывание у Бога и с Богом, и только на Него полагающий свое упование», то есть «Бог дал, Бог и взял». Поэтому с молоком матери мы впитали уверенность, что кичиться богатством, скаредничать и жадничать, копить — качества глубоко богопротивные. Вот откуда в русском национальном характере щедрость, удивляющая другие народности, считающаяся ими глупостью и отсутствием какого-либо ума. Такая особенность русских на самом деле является не только прививкой от жадности и накопительства, она определяет устремленность нашего человека к более важным для него делам, способствует развитию творчества, которое на Руси противоположно понятию «стяжательство», нацеливает русского человека на духовные подвиги и воинский героизм. В наших генах заложены основы, делающие не возможными поступки, если в них мыслится нажива и прибыток.