Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Проводя подготовку к аннексии Мерва, получившего у местных жителей наименование «Королева мира» благодаря своему древнему происхождению и стратегической важности, царское правительство согласилось открыть новую серию дипломатических консультаций с Уайтхоллом в 1882 г. Тем временем лейтенант М. Алиханов в сопровождении еще одного офицера, оба переодетые в костюмы мусульманских торговцев, прибыли в Мерв, чтобы добиться присоединения оазиса к России мирным путем. Вполне вероятно, что приглашение группы туркменских старейшин и глав некоторых влиятельных кланов посетить церемонию коронации Александра III в Москве в мае 1883 г. повлияло на их настроения в пользу принятия российского подданства, поскольку впечатления от посещения столицы могущественной империи не могли не поразить воображение членов туркменской «делегации» [716]. Не следует, однако, забывать и о международном фоне, который благоприятствовал ползучей аннексии Мерва со стороны России, а, именно, вовлеченности Британии в борьбу против исламских повстанцев на территории Египта и Судана в первой половине 1880-х гг., что существенно связывало англичанам руки в Центральной Азии. Наконец, вспомним о русско-персидской конвенции 1881 г., которая фактически отдала мервских туркмен на «откуп» российским властям [717].

Нарушив многократные заверения царских дипломатов об отсутствии у России каких-либо агрессивных замыслов относительно Мерва [718], губернатор Закаспийской области генерал-лейтенант А.В. Комаров 13 февраля 1884 г. телеграфировал в Петербург об «удовольствии всеподданнейше донести Его Императорскому Величеству, что сегодня в Ашхабаде ханы четырех племен мервских туркмен и двадцать четыре избранных делегата, по одному от 2 тыс. кибиток, приняли безоговорочную присягу Вашему Величеству, подтвержденную торжественной клятвой за себя и все население Мерва» [719].

Причины такого единодушия видятся главным образом в отсутствии необходимых ресурсов у мервских туркмен для сопротивления царским войскам, ожидавшим исхода переговоров со старейшинами в 150 км от крепости. Определенную роль сыграло и честное слово генерала Комарова, данное им главам племен, о невмешательстве русской колониальной администрации во внутреннюю жизнь оазиса.

Хотя для Уайтхолла и британской общественности заявление российского МИДа о добровольном присоединении жителей Мерва к империи Романовых не стало таким уж большим сюрпризом, дипломатические представители Соединенного Королевства в Петербурге и эксперты в Разведывательном отделе военного ведомства не скупились на мрачные прогнозы о катастрофических последствиях этого события [720]. Некоторые «форвардисты», вроде Вамбери, поначалу даже не восприняли информацию о новом русском успехе всерьез. Последний довольно образно и эмоционально откликнулся на мирную аннексию Мерва статьей в номере Таймс от 24 февраля 1884 г.: «Действительно странно! Самые неуправляемые авантюристы центрально-азиатских степей, которые двадцать лет тому назад хвастались перед автором этих строк, что монархическое правление им не по вкусу и что у них каждый сам себе король…, и вот эти авантюристы и воры внезапно загорелись желанием иметь вождя, нет, императора, и, к нашему великому удивлению, они демонстрируют готовность, чтобы ими управлял, взимал с них налоги и вел по дороге современной цивилизации могучий наставник с берегов Невы» [721].

Одновременно на либеральный Кабинет Гладстона обрушивалась критика консервативной оппозиции за «пассивность» во внешней политике. Тори обвиняли своих политических противников в падении престижа Британской империи на Востоке и неминуемом ухудшении ситуации в Индии [722]. Как известно, английский язык даже пополнился новым словом — мервозностъ ( mervosity ), образованным от сходного по звучанию существительного нервозность ( nervosity ). Лидер консерваторов лорд Солсбери заявил в Палате лордов 10 марта 1884 г., что главными вызовами, с которыми столкнется правительство, станут «возбуждение интриг и восстаний среди туземцев Индии, постепенное снижение уважения к английскому оружию, разочарование в Британском Радже и истощение ресурсов, прежде чем Россия нанесет удар по нашей границе» [723]. Примечательно, что в это же самое время российская пресса, как официозный Журналь де Сент-Петербург , так и полуофициозные Новое Время и Неделя , старались убедить читателей в том, что дебаты по туркменской проблеме в стенах британского парламента проходят спокойно, без какой-либо серьезной полемики между Кабинетом и оппозицией [724].

Ответом британцев на переход Мерва под русское управление и последовавшее вскоре признание российского подданства туркменами оазиса Серахс на реке Теджен стало поощрение хана Абдур Рахмана к оккупации нескольких малых княжеств Южного Памира — Рошана, Шугнана и Вахана, ранее признававших номинальную власть Бухары. Это вынудило царское правительство в июле 1884 г. согласиться на создание двухсторонней пограничной комиссии по разграничению российской и афганской территорий, учитывая то обстоятельство, что афганцы также заняли Пенде — последний оазис, населенный туркменами, на пути в Герат [725]. Член парламента У. Бакстер находил аналогии между покорением Коканда и аннексией туркменских земель, опубликовав популярную брошюру с анализом русско-британских противоречий. «Сегодня, — писал он еще до провозглашения Мерва частью Российской империи, — возникло подобное (взятию Коканда. — Е.С .) осложнение с Мервом, и русофобская партия прилагает все усилия для демонстрации либо запрета для русских взять Мерв, либо, если они все же овладеют им, ответной оккупации Герата» [726]. По его мнению, обе великие державы должны были бы прибегнуть к международному арбитражу для разрешения всех пограничных разногласий. Политик рекомендовал объясниться с русскими относительно пределов их продвижения, — мысль, как мы хорошо знаем, отнюдь не новая, но постепенно овладевавшая умами наиболее дальновидных представителей властной элиты Альбиона [727].

Одновременно, как это обычно бывало при возникновении кризисных ситуаций, целая когорта профессиональных военных администраторов — Макгрегор, Колдуэлл, Бофорт и другие, а также поддержавшая их группа решительно настроенных общественных деятелей — Роулинсон, Вамбери, Марвин, Мичелл, потребовали от правительства немедленно предпринять какие-либо меры для укрепления обороны Индии и других владений Британии в Азии [728]. Среди обилия книг, статей и публикаций такого рода выделялась фундаментальная работа Чарльза Макрегора — одного из ведущих экспертов и практиков среди военных чинов администрации Индии. В ней автор стремился доказать необходимость формирования широкой антирусской коалиции держав Европы и Азии, включая Великобританию, Германию, Австро-Венгрию и Турцию, чтобы обладать достаточным резервом живой силы и получить доступ к самым уязвимым стратегическим пунктам на российской территории. Далее он считал важным для Англии вступить в союз с Персией, чтобы превратить Герат и Туркмению в англо-персидский кондоминиум по модели англо-египетского Судана. Дополнить этот альянс в Восточной Азии был призван договор о взаимопомощи с Китаем, который бы отвлек внимание России от европейских дел. Наконец, по его мысли, исламские эмиссары должны были поднять восстание в ханствах Центральной Азии, а британский королевский флот запереть Черноморские проливы и блокировать важнейшие русские морские порты. О значении труда Ч. Макрегора свидетельствовала его публикация на русском языке в начале 1890-х гг. Концепция обороны Индии, предложенная руководителем военной разведки, тщательно изучалась на протяжении двух десятилетий как самими британцами, так и русскими. Впоследствии целый ряд тезисов Макгрегора получил развитие и воплощение в жизнь усилиями вице-короля Дж. Керзона [729].