Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Между тем, откликаясь на предложения военной партии, Александр III одобрил проект железнодорожной ветки, которую планировалось протянуть от Мерва на юг в направлении Герата. По общему мнению, его осуществление давало русским возможность стать доминирующей силой на севере Афганистана и действительно выводило их на дальние подступы к Индии [730]. Особое совещание, которое состоялось в конце декабря 1884 г. приняло схему проведения новой границы империи в районе оазиса Пенде, то есть всего в 110 км от Герата [731]. Как гораздо позднее констатировал один уважаемый британский эксперт, приближение русских к городу не с востока от верхнего течения Амударьи, а с северо–3апада от Каспия и Мерва позволило бы им избежать большинства трудностей на пути в Индию [732].

В то время как объединенная пограничная комиссия погрязла в обсуждении массы технических деталей, русские официальные лица открыли пропагандистскую кампанию в европейской прессе, которая с их подачи печатала репортажи и статьи о непреодолимом желании туркмен Пенде принять российское подданство по примеру остальных племен. Хотя царская дипломатия традиционно убеждала британцев в мирных устремлениях Петербурга [733], казачьи сотни под командованием все того же Комарова двинулись к оазису, где на укрепленных позициях располагались передовые посты афганских войск. В этих сложных условиях требовались мудрость, опыт и спокойствие государственных деятелей, чтобы довести до конца процесс пограничного размежевания без взаимных угроз, не говоря о силовом давлении. Предупреждения Форин офис о том, что Британия не признает захвата русскими горных перевалов и проходов, ведущих прямо к Герату, например, главного Зульфикарского прохода, несколько отрезвило горячие головы в Петербурге и Ташкенте [734]. О нарастании раздражения в правительственных кругах Британской империи свидетельствовал комментарий одного из экспертов, полковника А. Камерона, служившего в Политическом и статистическом департаменте министерства по делам Индии: «Каждое требование России в отношении изменения этой границы находится в прямой связи с предполагаемым наступлением на Герат, а ее единственным желанием является получение любого возможного преимущества перед неизбежной кампанией против Индии» [735].

Риск открытой конфронтации казался очевидным даже для королевы Виктории, которая поспешила обратиться с просьбой к Александру III взять ситуацию на русско-афганской границе под свой личный контроль [736]. И все же 30 марта 1885 г. колонна русских войск, ведомая уже знакомым нам лейтенантом Алихановым, внезапно атаковала противостоявших ей афганцев при Таш-Кепри, вынудив их к отступлению. Время атаки странным образом совпало с визитом эмира Афганистана Абдур Рахмана к вице-королю лорду Дафферину. Согласно российским источникам, противник потерял в этом бою более 500 чел. убитыми и ранеными, тогда как потери русских не превысили 42 казака. В донесении вышестоящему военному начальству генерал Комаров объяснял атаку угрозой прорыва афганцев при поддержке 1 тыс. туркмен-сарыков, нанятых англичанами, к Мерву и далее к Бухаре. В качестве оправдания Комаров указал и на присутствие среди афганцев группы английских советников во главе с генерал-майором П. Лумсденом — начальником комиссии по демаркации афганской границы с британской стороны, которые якобы готовили эмира к неизбежности столкновения и даже войны с Россией из–3а Пенде [737].

Хотя Дафферин не отрицал пребывания британских офицеров в районе конфликта [738], истинная его картина в описании англичан существенно отличалась от той, которая была представлена Комаровым царю. Так, посланник в Тегеране Р. Томпсон на основании имевшихся у него сведений утверждал, что русские спровоцировали конфликт огнем своей артиллерии. По версии Томпсона, в ходе боя они потеряли 250 человек убитыми и ранеными, а афганцы — 255 воинов. Он телеграфировал министру иностранных дел лорду Грэнвиллу 21 апреля 1885 г.: «Афганцы делали все, что было в их силах, чтобы избежать столкновения, и только благодаря их терпению и выдержке на протяжении двух месяцев непрерывного напряжения (на границе. — Е.С .), мир сохранялся так долго» [739].

Несмотря на упоминавшуюся ранее глубокую вовлеченность Британии в борьбу против суданских повстанцев под знаменем Махди , или Спасителя в исламской трактовке, Форин офис выступил с очередным энергичным протестом, осудив акт агрессии, совершенный царскими войсками на юге Туркмении, учитывая продолжавшиеся консультации между представителями двух стран в составе пограничной комиссии по Афганистану [740]. Именно в этот период лондонская печать сделала всеобщим достоянием словечко мервозностъ , о происхождении которого мы уже говорили выше, а военные и дипломатические эксперты методично подсчитывали в своих меморандумах общее количество царских войск, сконцентрированных в Закаспийской области [741].

«Паника на фондовом рынке, голосование в поддержку чрезвычайных кредитов, оккупация острова Гамильтон у берегов Кореи и другие меры предосторожности (включая печатание афиш с объявлением о начале военных действий) (sic!) — все эти признаки свидетельствовали, что великие державы подошли ближе к конфликту, чем когда-либо ранее с 1878 г.», — писал американский историк П. Кеннеди в своем исследовании британской внешней политики [742]. Как позднее вспоминал лорд Гамильтон, «при таких обстоятельствах для Гладстона ничего не оставалось делать, кроме как занять решительную позицию перед лицом угрозы, и он, спешно собрав заседание Палаты (общин. — Е.С .), потребовал кредит в 11 млн. фунтов стерлингов и отдал распоряжение Адмиралтейству и военному министерству предпринять подготовительные шаги к мобилизации сил империи» [743].

В свою очередь на русской стороне, согласно мемуарам князя В.П. Мещерского, имя которого мы упоминали ранее на страницах этой книги, торжествовали успех. После того как германский император Вильгельм I поздравил Александра III с «блестящей победой при Пенде», самодержец пообещал своему окружению потратить личные накопления на войну с Англией, если государственный бюджет не вынесет этих расходов. Напряженная обстановка нашла отражение в воспоминаниях все того же князя Мещерского: «Первая половина 1885 г. была тревожной, так как мы жили все время в атмосфере угрозы войной (так в тексте. — Е.С .) с Англией из–3а афганского вопроса… Невзирая на продолжавшиеся переговоры между Англией и Россией, английское правительство самым демонстративным и активным образом пыталось нас запугивать своими воинственными мерами: собирались войска для отправки в Индию, парламент единогласно голосовал 11 млн. фунтов кредита, заговорили о занятии англичанами о-ва Гамильтон в Японском море, о переговорах с Турцией относительно пропуска в Черное море английского флота и т. д.» [744]