Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

С начала 1900-х гг. в англоязычной прессе Индии и Китая циркулировали панические слухи о зловещих намерениях России в Тибете. Сообщалось, например, о трех инструкторах, которые якобы прибыли в Лхасу, чтобы обучить солдат формировавшейся тибетской армии пользоваться пулеметами. Говорилось также о том, что губернаторы юго–3ападных провинций Китая были якобы подкуплены российскими агентами, чтобы не препятствовать транспортировке в Тибет оружия и боеприпасов из России [979]. В апреле 1902 г. телеграфное агентство Рейтер передало информацию о том, что посланник в Китае П.М. Лессар обратился к пекинскому правительству с предложением о предоставлении независимости Тибету, которое правительство Индии расценило как первый шаг на пути превращения высокогорной страны в российский протекторат [980].

Донесение посланника в Пекине, опытного ориенталиста сэра Эрнеста Сэтоу, поступившее в Форин офис 2 августа 1902 г., серьезно поколебало традиционное скептическое отношение Бальфура и Лэнсдауна к публикациям в прессе. Комментируя текст русско-китайской конвенции по Тибету, якобы согласованной сторонами и опубликованной в Чайна Таймс , Тянъ-цзин Дэйли Ньюс и некоторых японских газетах в конце июля 1902 г., Сэтоу отнюдь не исключал вероятности того, что документ действительно готов к подписанию. По версии газет конвенция состояла из двенадцати статей, согласно которым Китай уступал России свой сюзеренитет над Тибетом в обмен на содействие Пекину в переговорах с Британией, Германией и Японией по политическим и торговым вопросам. Далее, по этому документу дипломатические и военные представители России приобретали право аккредитации в Лхасе для контроля за внешними сношениями и, что было еще важнее, для надзора за разработкой минеральных ресурсов Тибета (читай, месторождений золота!) [981].

Как говорилось ранее, активность русских в Стране снегов, действительная или вымышленная, стала решающим аргументом для лорда Керзона в его масштабных планах реконструкции обороны Индостана. «Россия заключила определенное соглашение с правительством Тибета, которое ныне будет иметь результатом прибытие российского посла в Лхасу, а спустя немного времени установление российского протектората, — возмущенно писал вице-король в середине 1902 г. — Это абсолютно неспровоцированный и совершенно недопустимый вызов нашей власти и позициям, должен встретить, по моему мнению, скорейший и самый решительный отпор. Если мы ничего не сделаем сейчас, когда все карты пока еще у нас на руках, то заслужим худшее, что может с нами случиться» [982].

Испытывая нежелание пускаться в дальнейшие авантюры после окончания войны против буров и памятуя о необходимости неизбежных дополнительных затрат, лондонский Кабинет колебался между «твердым» и «мягким» курсом в отношении Тибета. В первом случае многие представители властной элиты испытывали опасения создать прецедент для силового решения проблемы, которым впоследствии могли воспользоваться русские в Афганистане и Персии. Кроме того, любая военная акция, по мнению членов влиятельной Китайской ассоциации, была способна ускорить дезинтеграцию Цинской империи, что нарушало планы торгово-промышленных кругов по превращению долины Янцзы во «вторую Индию» с точки зрения размеров извлекаемой там прибыли [983]. Неслучайно поэтому весной — летом 1903 г. английская дипломатия неоднократно зондировала в Петербурге мнение царского правительства относительно условий соглашения по Тибету. Представляется верным утверждение, что Кабинет и особенно Комитет имперской обороны, о предыстории создания которого говорилось выше, интенсивно дебатировали проект сделки с Россией. В обмен на отказ от сближения с Лхасой, англичане предлагали русским расширить сферу сотрудничества по Афганистану, к примеру, открыв рынок этой страны для торговых операций с Русским Туркестаном [984].

Хотя министр Ламздорф и его подчиненные старались рассеять страхи Лондона и Калькутты по поводу грозящего Тибету перехода под скипетр династии Романовых [985], петербургское правительство отвергало предлагаемый компромисс под влиянием жесткой позиции, занятой Николаем II и военной кликой при дворе, члены которой, ожидая скорого распада Цинской империи, намеревались «застолбить» за Россией наиболее важные территории: Маньчжурию, Монголию, Корею, Кашгарию и, конечно, Тибет. Упорное нежелание российской стороны вести предметный диалог вынуждало лондонский Кабинет к принятию точки зрения лорда Керзона, который убеждал его членов в том, что русские агенты, вроде Доржиева, уже готовы разрушить систему договорных отношений Британской Индии с буферными государствами в Гималаях, а петербургское правительство тайно согласовало конвенцию о передаче цинскими властями Страны снегов под протекторат России. «История с русско-китайским соглашением по Тибету, — сообщил Лэнсдаун министрам 1 октября 1902 г., — подтверждается многими свидетельствами» [986]. Масла в огонь, как уже говорилось выше, добавили маневры царских дипломатов и военных вокруг требований пекинского правительства о выводе русских войск из Маньчжурии. Речь в частности шла о попытке командующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева еще 27 октября 1900 г. заключить сепаратный договор с генерал-губернатором Мукденской провинции Цзен Ци о ее фактически бессрочной оккупации. Повторение маньчжурского сценария в Тибете явно не входило в планы лондонского Кабинета и правительства Индии [987].

Чтобы исключить даже намек на российско-тибетское сближение, Керзон предложил направить «дипломатическую миссию» ко двору Далай-ламы с «достаточным эскортом, обеспечивающим безопасность». Ее официальная цель состояла в проведении консультаций с тибетской стороной относительно заключения «договора дружбы и торговли», хотя истинное намерение вице-короля состояло в создании противовеса нараставшему влиянию России в Тибете [988]. Меморандум Керзона от 18 января 1903 г. с развернутой аргументацией и кампания в защиту имперских интересов, поднятая британской прессой, которая публиковала свидетельства об эскадронах казаков и караванах с оружием, прибывавших в Лхасу, о колоссальных финансовых субсидиях, выделенных царем Далай-ламе, а также о подготовке к сооружению железной дороги от российской границы в направление Тибета, убедили Кабинет дать санкцию на отправку посольской миссии к правителю Страны снегов [989].

Но, верный известному принципу — «не класть все яйца в одну корзину», Сент-Джеймский Кабинет все же не прекращал усилий добиться от России компромиссного решения проблемы. Об этом свидетельствует точка зрения правительства относительно попытки «определить тот модус вивенди , который можно достичь, чтобы ослабить постоянные трения между британцами и русскими в Азии [990]. Разъясняя российскому послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу отношение Великобритании к государству Далай-ламы, Лэнсдаун заявил: «Поскольку мы (британцы. — Е.С .) гораздо больше заинтересованы в Тибете, чем Россия, если она проявляет активность, мы обязаны принять еще более масштабные ответные меры. Мы просто пытаемся заставить тибетцев выполнять соглашение 1890 г., поскольку бесполезно стараться это сделать через Китай» [991].