Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

На юге 1180–1190-е гг. были весьма неспокойным периодом. В это время отдельные группы дальних половецких племен — «дикие» половцы Донца и Нижнего Дона начали совершать набеги на долину Роси и прилегающие к ней области. В «Слове о полку Игореве» повествуется о неудачном карательном походе 1185 г. под началом Новгород Северского князя Игоря Святославича — представителя черниговского княжеского рода, против половцев, возглавляемых энергичным и способным ханом Кончаком. [878] О жизни и деятельности Кончака см.: Плетнева С. А. Донские половцы // «Слово о полку Игоревен и его время / Под ред. Б. А. Рыбакова. М., 1985; см. также: Плетнева С. А . Половцы. М., 1990. С. 146–171. Впрочем, несколько лет спустя, после смерти Кончака, спокойствие на границе со степью было восстановлено. Правда, в 1203 г. отдельным отрядам половцев все-таки удалось пограбить Киев, но лишь в качестве союзников русского претендента на киевский стол, Рюрика Ростиславича Смоленского, который привел половцев себе в помощь, чтобы изгнать Романа Галицкого. Последствия этого нашествия, представленные в летописи в столь драматическом виде, [879] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 418–419. носили, в действительности, такой же временный характер, как и результаты прежних грабежей города. Киев по-прежнему оставался невероятно богатым. И даже преемственность власти на время стала здесь вполне устойчивой.

В плачах на страницах литературных произведений отразились случавшиеся периодически драматические события на юге. Но ностальгия этих плачей оказалась на редкость прилипчивой, и уже не одно столетие историки сокрушаются по поводу княжеской разобщенности, упадка, междоусобной борьбы. Темы плачей получили особую остроту в ретроспективе, поскольку историкам, в отличие от князей русов, известно, что монгольское нашествие было уже не за горами. Современные плачи историков имеют несколько разновидностей. Одни основаны на общем представлении о том, что уважающему себя государству надлежит стать монархией или хотя бы прийти к объединенному правлению и координации внешней политики. Другие исходят из прагматических расчетов — во что обходилось отсутствие военного и экономического единства династии. Земли русов страдали от упадка, вызванного «феодальной раздробленностью», ведшей к их катастрофическому распаду, они были «ослаблены» отсутствием единства, а их военные силы были «истощены междоусобными войнами». [880] Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 469; Fennell J. The Crisis of Medieval Russia. P. 86.

Все это неубедительно. Во-первых, нет никаких сведений о том, что соперничество внутри династии наносило ущерб экономическому развитию или возможностям князей собирать новые войска. Дело, скорее, обстояло совсем наоборот: гибкость политической линии династии, в которой соперничество являлось постоянной, а возможно — и необходимой составной частью, была явным преимуществом при разведывании и использовании новых возможностей. В ином случае двухвековая непрерывная экспансия, распространившаяся сначала на Среднее Поднепровье, а затем и по другим землям, — была бы совершенно необъяснима. Во-вторых, перенос политической ситуации XI в. на события XII в., при всей соблазнительности и объяснимости такой процедуры, даже с точки зрения современников этих событий, приводит к искажению. Автор «Слова о полку Игореве» мог сколько угодно горевать о том, что поход южных князей в степь не получил поддержки от могущественных князей Владимира-на-Клязьме и Галича, но ведь в доброе старое время не было никаких князей Галича и Владимира-на-Клязьме, так что хуже от этого не стало. На самом же деле в конце 1190-х гг. — начале XIII в. и князь Всеволод из Владимира-на-Клязьме, и князь Роман из Владимира Волынского (затем князь Галицкий, затем Киевский) совершали успешные походы на степняков. В-третьих, если судить об успехе по способности сдерживать внешнего врага, то принятая в династии практика образовывать при необходимости союзы ad hoc оказалась вполне эффективной во всех известных случаях, за исключением разве что событий в Галиче в 1210–1220-е гг. Более того, в этом отношении в XII в. дела обстояли лучше, чем в XI в.: как мы помним, единственный случай, когда сам Киев оказался захвачен чужеземцами, имел место в этом последнем столетии.

Может быть, и утешительно воображать, что русы отразили бы монголов, если бы они вели себя так, как их деды. В действительности же русы ничего не меняли в своем традиционном поведении, и были в этом правы. Беда была в том, что монголы оказались нетрадиционным противником. В конце концов, нет смысла искать каких-либо локальных причин поражения от монголов, так как победы монголов не были сугубо локальным явлением. К середине XIII в. они доказали, что могут победить любого противника, от Китая до Хорватии. Так что нельзя видеть причину их успеха только в обычных княжеских раздорах на Руси.

Это то, что можно сказать по поводу упадка и ослабления. Проблема «раздробленности» серьезнее, так как затрагивает основные категории, с помощью которых описываются и понимаются земли русов. Следует ли говорить о некоем единстве или о множестве отдельных единиц? Говорим мы о «нем» или о «них»? Ответ прост: и о том, и о другом, в зависимости от избранных критериев. С одной стороны, на Руси не существовало никакого единого «государства», как бы мы его ни определяли. И Галич, и Чернигов, и Владимир-на-Клязьме, и все остальные справлялись с большинством своих внутренних дел и вступали в связи с внешним миром, не обязательно обращаясь друг к другу, кроме тех случаев, когда образование союза было в интересах участников. Не было ни жесткой иерархии власти, ни централизованной системы управления, никакие институты не тормозили на местах инициативу в экономической жизни. С другой же стороны, между землями династии явно существовали те общие черты, которые противопоставляли их всех вместе соседним странам.

Впрочем, заявить об очевидном еще не значит разрешить проблему. В современных исторических исследованиях немало трудов и размышлений потрачено на то, чтобы отыскать определения поточнее, на усилия поместить земли русов в рамки такой концепции, в которую вместились бы их взаимосвязь и разъединенность, единство и множественность. [881] Обзор см.: Толочко П. П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 208–214. При этом терминология обычно заимствуется из других мест и из других времен. Подобные определения по аналогии могут быть полезны и плодотворны при сравнительно-историческом исследовании, но будучи использованы в виде ярлыков в определенном контексте, они сколько объясняют, столько же и запутывают. Например, многим хотелось бы считать земли русов «федерацией», но даже самый выдающийся сторонник этого термина, В. О. Ключевский, уделил меньше места аргументации в его пользу, чем оговоркам о его неточности. [882] Ключевский В. О . Курс русской истории. М., 1904. Т. 1. С. 239. Для советских историков, в частности, было исключительно важно поместить Русь на стандартную историографическую сетку координат. В конце концов сошлись на том, что исходное «Киевское государство» подверглось процессу «феодальной раздробленности», характеризующемуся появлением вассальной зависимости и феодальных владений. После этого дебаты сосредоточились вокруг второстепенных вопросов о том, когда и как была достигнута та или иная стадия развития феодализма. Позиция инакомыслящих историков-марксистов, ведущая происхождение от той же системы координат, сводилась к тому, что общество Руси находилось все еще на рабовладельческой, а не на феодальной ступени эволюции. [883] Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю . Города-государства Древней Руси. Л., 1988. Хороший обзор см.: Kuryuzawa Т . The Debate on the Genesis of Russian Feudalism in Recent Soviet Historiography // Facing Up to the Past: Soviet Historiography under Perestroika / Ed. Takayuki Ito. Sapporo, 1989. P. 111–147. О трудностях в использовании терминологии такого рода даже применительно к истории Западной Европы того же периода см.: Reynolds S. Fiefs and Vassals: The Medieval Evidence Reinterpreted. Oxford, 1994. Ярлыки для отдельных элементов множества различаются в зависимости от теории и вкуса. Их называют уделами, или вассальными государствами, или городами-государствами, или княжествами, или королевствами. Их считают независимыми, полунезависимыми, самостоятельными, псевдосамостоятельными, либо системой, связанной иерархическими и феодальными обязательствами.