Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Произошли большие изменения. Русы и их земли являются для исследователей, так сказать, «движущимися мишенями». И первая задача заключается в том, чтобы проследить последовательность изменений, чтобы создать схему для изложения политических или геополитических фактов. Вторая и дополнительная задача, более интересная и важная, состоит в том, чтобы исследовать структуру изменений, взаимосвязанные перемены в экономической, социальной и культурной жизни, которые составляют суть и смысл происходящих на поверхности политических событий. Русы в этом смысле являются удобной точкой отсчета, но тема книги — не столько народ, сколько процессы, в которых он принимал участие.

Подчинить историю данного исторического периода истории русов — это старый прием. Так поступил еще киевский составитель древнейшего из сохранившихся местных исторических произведений — «Повести временных лет» (буквально: «Повесть о годах времени»), который хотел рассказать, «откуда есть пошла Руская земля» и «хто в ней почалъ пѣрвѣе княжити» [1] Отметим вариант — «въ Киевѣ»: ПСРЛ. T. 1. Стб. 1–2; T. 2. Стб. 2. . «Повесть временных лет» является исключительно богатым и ярким памятником, одновременно живым и разнообразным, идеологизированным и насыщенным фактами. Никто сейчас не считает ее точным и беспристрастным в изложении фактов источником: существующие рукописи относятся к гораздо более позднему времени, чем само сочинение, составитель был современником лишь самых последних из описываемых событий, его собственные источники были обрывочны и тенденциозны, и в целом сочинение обрело ту форму, которая соответствовала политическим устремлениям одной из частей киевской элиты в начале XII в. И все же, несмотря на появление нового и нового материала, новых методов исторического исследования, Повесть во многих отношениях оказалась удивительно жизнеспособным произведением. Она используется ничуть не меньше, хотя и интерпретируется в соответствии с изменившимися требованиями, а старый прием — исследовать эпоху через рассказ, «откуда есть пошла Руская земля» — сохраняет свое значение для достижения новых целей.

В последние несколько десятилетий специализированные вспомогательные дисциплины далеко обогнали обобщающие исследования. Были написаны истории областей, экономические истории, истории городов, церковные истории, социальные исследования, юридические и дипломатические истории, тексты реконструировались и расчленялись, были высказаны теоретические соображения, даны культурные интерпретации и оценки, а кроме того, производились исключительно плодотворные археологические раскопки. Тем не менее, почти не делалось попыток объединить все эти темы, по-новому взглянуть на всю эпоху, соединить частности для полного пересмотра целого: за последние пятьдесят лет не появилось ни одной обобщающей монографии на английском языке, и даже по-русски или по-украински вышло очень мало масштабных по своим задачам работ. Пробел, который эта книга должна заполнить, не является, таким образом, пробелом сугубо местного значения. Хотя наша основная задача заключается в том, чтобы дать представление об этом историческом периоде тем, кто мало что о нем знает, свежее обобщение может быть отчасти полезно и тем, кто хорошо осведомлен.

Период — это хронологическая абстракция, которой историки стараются придать ту или иную форму. Эта форма неизбежно является результатом ретроспективного взгляда историка — он выбирает то начало для исторического периода, которое соответствует его представлениям об окончании этого периода. Если бы речь не шла о Руси XI и XII вв., история Руси начала IX в. могла бы уместиться в коротком примечании. Тем не менее, можно считать правомерным при изложении материала сосредоточиться на судьбе одного народа (русы), коль скоро мы не будем забывать, что конец исторического периода не обязательно скрытно присутствует в его начале. Впрочем, «Повесть временных лет» использует другое средство для придания формы своему изложению, которое оказалось весьма устойчивым, хотя с современной точки зрения его можно считать более спорным. Это средство заключается в том, что внимание сосредоточивается на одном месте — именно, на городе Киеве. В политических оценках данного исторического периода считается само собой разумеющимся, что страна XI в. с центром в Киеве — предпочтительно управляемая монархом, была и остается единственным критерием, которым следует измерять успехи и поражения, верность и предательство; что эта страна является точкой отсчета для всего того, что было ранее, и закономерной предпосылкой всего того, что последует дальше. Отсюда всеобъемлющее понятие «Киевская Русь» — не являющееся, нужно заметить, средневековым термином, которое часто применяется ко всему отрезку времени примерно в 400 лет, от легендарных основателей правящей династии до монгольского завоевания 1237–1241 гг. Отсюда происходит, с точки зрения будущей истории «великоросов», и общепринятое разделение истории России на три части, соответствующих истории трех городов — Киева, Москвы и Санкт-Петербурга.

Город Киев играл важную роль в экономической, политической и культурной жизни русов и поэтому должен находиться в центре любого рассказа о событиях интересующей нас эпохи и в центре любого исторического анализа. Однако трудно использовать Киев в качестве символа этой эпохи, потому что история земли русов и история Киевской Руси не тождественны. Хотя они в значительной мере перекрывают друг друга на центральном отрезке рассматриваемого периода, эти две истории не совпадают ни в начале данного периода, ни в его конце. Поскольку историки от XII до XX в. приняли в качестве нормативных киевоцентристские взгляды, они определяли всю политику того времени понятиями подъема и упадка, победы и поражения: сначала была предыстория господства Киева, потом — золотой век, наконец — политический упадок и падение авторитета Киева. Это, однако, ведет к парадоксу: время политического «упадка» Киева было одновременно временем экономического и культурного расцвета Руси в целом. Если же мы отбросим сосредоточенную на Киеве, централистскую схему исторического развития, тогда окажется, что не было подъема и упадка, а, скорее, непрерывный подъем, постоянный рост и расцвет. Парадокс исчезает: земли русов процветали в экономическом и культурном отношении не вопреки политическому упадку, а отчасти благодаря политической гибкости.

Способность приспособляться как характерная черта русов — таков лейтмотив этой книги. Ни на одном этапе исторического развития мы не видим, чтобы русы следовали какому-либо общему плану или действовали по раз и навсегда установленным правилам. Они искали и использовали удобные случаи, выдумывали на ходу, рассматривали возможность альтернативных действий. Они приспосабливали и преобразовывали свои обычаи и для того, чтобы достичь своих целей, и для того, чтобы справиться с последствиями того, чего они достигли: ведь они имели дело с социальными и политическими результатами своих собственных успехов в развитии экономики и расширении территории. Это был успех такого рода, который подразумевал постоянные «неудачи»: неверные начинания, проложенные, а затем оставленные пути. Подобные «неудачи» столь же важно учитывать для объяснения «подъема», сколь ошибочно рассматривать их как признаки «упадка». Свойственное русам умение быстро приспосабливаться к ситуации заметно даже при кратком рассказе об их исторических метаморфозах. Но при написании их истории это умение русов обычно затемнялось схематическими построениями, будь то средневековый провиденциализм, или советский детерминизм, или же ностальгический национализм.