Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Возможно, по этой причине у Ольги, во время ее пребывания в Константинополе, как кажется, был более широкий круг задач, чем только переговоры о торговле. Ольга привезла двух переводчиков, и это означало, что она рассчитывала на длительные переговоры. Ольга крестилась, взяв в качестве христианского имени имя императрицы Елены, а Константин, по летописи, стал ее крестным отцом. Если верить «Повести временных лет», Константин проявил к Ольге не только духовное, но и плотское влечение, так что даже предложил ей вступить в брак. Ольга наотрез отказала ему, сказав, что не может вступить в брак с человеком, который крестил ее и назвал своей дочерью. «Переклюкала мя еси, Ольга», — ответил император. [215] ПВЛ. Т. 1. С. 44. Этот рассказ вполне может восходить к развлекательным историям, бытовавшим в чертогах княжеской элиты, но у нас нет оснований отклонять его суть. Византийская хроника и почти современный событиям германский автор, который и сам бывал в Киеве, сообщают, что Ольга была крещена в Константинополе, причем могли обсуждаться и разные варианты брачных союзов: русы названы в числе народов, которые заинтересованы в таких союзах, в сочинении Константина De administrando imperio . [216] DAI. Ch. 13.25, 104–110. Р. 66–67, 70–71. Современный византийский меморандум называет священника Грегориоса как довольно видного представителя в составе посольства Ольги: он обедал и получил подарки вместе с другими. [217] DC. Р. 597, 598. Хотя присутствие Грегориоса само по себе не дает оснований для окончательных выводов, оно подтверждает сведения других источников о том, что в числе вопросов, которые решала Ольга, были вопросы вероисповедания.

Вполне может статься, что на мысль о крещении Ольгу навели личные интересы или бывшее ей откровение. Однако ее выбор в пользу византийской ортодоксии и ее смелое решение — будучи уже среднего возраста преодолеть днепровские пороги и с помпой креститься в Царьграде — соответствует тем принципам политического устройства русов, которые восстановлены по рассмотренным выше литературным и археологическим памятникам. Уже в 944 г. число русов-христиан было таким, что потребовалось выработать для них особый способ подтвердить верность условиям договора, что они и сделали под присягой в церкви. А меморандум, касающийся приема Ольги в Большом дворце, как кажется, одновременно демонстрирует существовавшую уже у русов иерархию и показывает, как церемониал укрепил положение княгини. Ольгу сопровождало много «княгинь», присутствовали и родственники мужеского пола, равно как посланники от других «князей». Но особым образом обращались только с Ольгой. Она стояла перед императрицей, «слегка наклонив голову», тогда как другие княгини по обычаю простерлись ниц, и одна только Ольга вкушала десерт за золотым столом с императором и его семьей. [218] Ibid. Р. 595, 597. Ритуалы такого рода можно было подготовить только заранее. Поклон Ольги, выражавший сдержанное уважение или знак вежливости по отношению к хозяевам, показал ее соотечественникам, что она имеет право разговаривать с греками как дружественный им правитель, если не на равных условиях; вдова покойного князя, находившегося в стесненном финансовом положении, теперь она была принята в компанию правителей Византии за обедом, а крещение в Большом дворце и наречение именем Елены создало личные и прочные связи между нею и царской семьей, поставив ее авторитет на ступень выше авторитета знаменитого Кия.

Впрочем, Ольга, по-видимому, надеялась и на более ощутимые выгоды от церемонии и переговоров, которые она вела. Делать конкретные предположения относительно истинных ее целей было бы опасно, но в числе их, возможно, было снятие ограничений, которые предусматривал договор 944 г. и которые налагали запрет на зимовку русов в устье Днепра и лимитировали количество шелка, которое можно было покупать. Но пребывание Ольги в Царьграде, которое продлилось почти до конца октября, когда погода на Черном море становится неблагоприятной для плавания судов, не увенчалось ни заключением договора, ни брачными узами. О том, что ее пребывание не окончилось к взаимному удовольствию сторон, позволяет судить рассказ « Повести временных лет» об ответе Ольги на просьбу императора прислать продукты и военную помощь. В источнике сообщается, что Ольга будто бы ответила: «Аще ты, рьци, тако же постоиши у мене в Почайнѣ [в Киеве], яко же азъ в Суду [Золотом Роге], то тогда ти [эти вещи] дамь». [219] ПВЛ. Т. 1. С. 45. В этой красивой истории, как и в рассказе о предложении своей руки влюбленного в нее до безумия императора, изменена роль каждого из действующих лиц, если допустить, что, на самом деле, просьба исходила не от Константина, а от княгини.

Еще одно указание на то, что Ольга выступала в Константинополе со смелыми предложениями, но не достигла цели, содержится у названного выше германского хрониста Адальберта. К осени 959 г. Ольга установила контакт с Оттоном I, королем германских земель, и попросила его «назначить епископа и священников для […ее] народа». [220] Adalbert . Continuatio Reginonis / Ed. A. Bauer and R. Rau // Quellen zur Geschichte der Sachsischen Kaiserzeit. Darmstadt, 1971. P. 214–215. (Ausgewahlte Quellen zur Deutschen Geschichte des Mittelalters. Bd 8). Достоверность сообщения Адальберта о том, что Ольга стремилась прежде всего договориться о создании религиозной миссии, поддерживается А. В. Назаренко. См.: Назаренко А. В . Русь и Германия в IX–X вв. // ДГВЕМИ. 1991 (1994). С. 65–69. В конечном счете Адальберт сам был поставлен в епископы и отослан к русам. Ольга пыталась придать достоинство своим отношениям с Византией и укрепить их. Принятие византийской формы богослужения было одним из средств осуществить это. Она надеялась, создав настоящую миссию, распространить в Киеве вероисповедание, которое приняла сама, выступая как главный покровитель и устроитель нового культа. Естественно было бы, если бы священники и епископ приехали из Византии, с чьим правителем и с чьей церковью Ольга была теперь прочно связана: Адальберту, который писал в конце 960-х гг., она была известна под именем, полученным ею при крещении в честь императрицы Елены. Если к 959 г. Ольга обратилась к Оттону Саксонскому, вероятнее всего, это произошло потому, что ей не удалось получить от Византии ту миссию, на какую она рассчитывала. Этим может объясняться довольно раздраженная нота, на которой, похоже, закончились ее переговоры с Константином VII.

Точная дата, когда Ольга посетила Царьград и когда она была крещена императором, не имеет сколько-нибудь большого значения. В целом 954–955 гг. или 955–956 гг., указанные киевскими источниками, или 957 г., который можно вычислить из византийского меморандума, составленного по случаю ее встречи, являются наиболее вероятными датами. [221] О многочисленных новейших попытках датировать поездку Ольги в Константинополь см.: Рорре A. Once Again Concerning the Baptism of Olga, Archontissa of Rus' // Homo Byzantinus: Papers in Honor of Alexander Kazhdan / Ed. A. Cutler, S. Franklin. Washington, 1992. P. 271–273. (DOP. Vol. 46); Goehrke C . Fruhzeit des Ostslaventums. S. 148–149, 252, Anm. 333. А. В. Назаренко склонен датировать поездку 957 г. ( Назаренко А. В . Русь и Германия в IX–X вв. С. 69, 77, примеч. 59). А. Поппе предполагает, что за первым путешествием в Константинополь, которое имело место в 954 или 955 г. и которое завершилось крещением, осенью 957 г. последовала вторая поездка. См.: Рорре A . Once Again… Р. 273. Маловероятно, чтобы Ольга, единожды приняв крещение, медлила со своей просьбой организовать пастырское попечение для своих соотечественников. Сделанный ею ctemarche по отношению к Оттону в 959 г., или даже раньше, возможно, был следствием отказа византийцев. Более важной проблемой является неудача, которую потерпела миссия, направленная к русам. Адальберт рассказывает, что он вернулся, так как трудился напрасно и не смог добиться ни одной из «тех целей, ради которых он был послан». [222] Adalbert . Continuatio Reginonis. Р. 218–219. Ср. Рорре А. Once Again… Р. 274–275. На обратном пути некоторые участники миссии Адальберта были убиты и сам он «едва» спасся. Адальберт утверждает, что просьба Ольги о посылке священников была неискренней, но остается под вопросом, был ли он сам, или король Оттон особенно заинтересованы в христианизации страны, которая находилась от них так далеко.