Лев Заборовский - Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в.

6. Материал резидентов (сходны с разделом 5). В XVII в. данный институт был уже очень широко развит и охватил почти все основные пункты Европы. Ценным дополнением к ним служат документы осведомителей из разных слоев местного населения, в частности русских на Востоке, в Белоруссии, на Украине и в Любеке.

7. Эпистолография (кроме отмеченной в предыдущих группах) частная, полу- и официального характера и сходная с ней пресса XVII в., когда для Европы показателен «информационный голод», настоящая «охота за информацией», а последняя прямо влияла на политику (это хорошо известно на примере Швеции и Бранденбурга). Письма; сообщения, «листовки», авизы, «вестовые письма», отписки воевод и пр., «расспросные речи», газеты, издания типа «Theatrum Europeum» и др. восполняли потребность в сведениях. Сбор их нередко был организован в государственном масштабе, особенно в Швеции, России.

8. Нарративные источники : дневники, мемуары, описания путешествий, польские «Хроники» XVII в. и т. п.

Вестфальские трактаты не принесли на континент долгожданного мира. Продолжался испано-французский конфликт, осложненный фактическим вмешательством австрийских Габсбургов. Острым оставалось положение в Германии (серьезные шведско-бранденбургские противоречия в померанском вопросе и др.). Англо-нидерландская морская война 1652–1654 гг. значительно усилила политическую роль Англии, тем более что Франция из-за внутри- и внешнеполитических трудностей временно ослабела. Произошел постепенный распад прежней антигабсбургской лиги. Испания сблизилась с Нидерландами, Англией (до 1655 г.) и Швецией, а Австрия, хотя и осторожно, — с последней [12] Поддержка шведского правительства была нужна Фердинанду III для решения главной (примерно с осени 1651 г.) задачи австрийской политики: избрания римским королем еще при жизни императора его старшего сына (достигнуто 31 мая 1653 г.), а после смерти последнего (9 июля 1654 г.) — второго сына, Леопольда. . Напротив, исчезло франко-шведское единство, а нидерландско-шведские отношения стали напряженными. Османская империя, связанная трудной Кандийской войной с Венецией, не говоря уже о тяжелой внутренней ситуации, вынуждена была сосредоточиться почти исключительно на средиземноморском театре своей внешней и военной политики. Возможности активного вмешательства Порты в дела Восточной Европы заметно уменьшились, ограничиваясь преимущественно мерами дипломатического порядка. Поэтому для России и Речи Посполитой «восточный вопрос» временно сводился прежде всего к взаимоотношениям с Крымом.

В целом в конце 40-х — 50-х годах XVII в. (до 1656–1658 гг.) все ведущие державы Западной, Центральной и Юго-Восточной Европы могли воздействовать на столкновения в других частях континента в основном лишь дипломатически. Насколько существенным был этот фактор легко понять, припомнив историю заключения Копенгагенского и Оливского договоров 1660 г., когда западные державы фактически продиктовали борющимся сторонам условия мира, причем в обстановке военных неудач шведов. Но сейчас борьба интересов в Восточной и Северной Европе могла проявиться в чистом виде, а исход противоборства России, Швеции и Речи Посполитой определялся прежде всего соотношением их сил. В данном районе имелось два главных узла противоречий. Первый — балтийский вопрос. Острота его объяснялась исторически сложившимся неравноправием разных стран в балтийской коммерции. Монопольное положение морских держав-посредников (особенно Голландии) в торговле на Балтике тормозило развитие государств региона [13] Именно монополия, так как само по себе активное участие их в балтийской торговле являлось положительным фактором. . Из последних в более выгодной ситуации оказались Дания и Швеция. Первая, владея проливами, перекладывала в свой карман часть прибылей при помощи пошлин и т. п. Самой активной и агрессивной силой на Балтике стала Швеция. Во второй половине ХVІ — первой половине XVII в. наметились четыре основных направления ее экспансии: против России, Речи Посполитой, Дании и Германии. Общая задача внешней политики Швеции состояла в превращении Балтики в «шведское озеро» и переносе туда торговли России с Западом [14] История Швеции. М.: Наука, 1974, с. 167–168, 188; Шаскольский И. П. Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со Шведским государством. М.; Л.: Наука, 1964, с. 24, 209. . Вместе с эксплуатацией колониальных владений, обеспечением свободы мореплавания и транзитной торговлей с Востоком через Русское государство осуществление такой цели принесло бы значительные выгоды шведской казне, позволив выправить одно из самых узких мест программы великодержавия Швеции — проблему финансирования [15] Последняя определяла и военный потенциал страны, в том числе с учетом важной роли наемных армий в ту эпоху. . Несмотря на крупные успехи, достигнутые шведскими феодалами на разных направлениях своей агрессии в первой половине XVII в., эта задача была далека от разрешения. Отсюда планы дальнейшей шведской экспансии на Балтике, изложенные в инструкции А. Оксеншерны коммерц-коллегии (1 сентября 1651 г.) и в мемориале шведского резидента в Дании М. Дюреля королеве (20 октября 1651 г.): предусматривался контроль (вплоть до прямого захвата) Швеции над всеми гаванями и прилегающим побережьем от Ревеля (Таллина) и Риги до Висмара и Стаде при наиболее выгодном для нее режиме в датских проливах [16] Lindqvist А . Politiska förbindelser mellan Sverige och Danmark 1648–1655. Lund, 1944, s. 72–75; Olofsson S. J . Efter Westfaliska freden: Sveriges yttre politik 1650–1654. Stockholm, 1957, s. 179–181, 253–254, 527. .

В самом неблагоприятном положении на Балтике находились Россия и Речь Посполитая: первая потеряла свои прибалтийские позиции (Столбовский договор 1617 г.), вторая — почти всю Лифляндию (Альтмаркское перемирие 1629 г.). Очень важно подчеркнуть, что уже с 20-х годов XVII в. все более ясным становилось не только экономическое, но и стратегическое, военное значение балтийского вопроса. Для главных государств региона проблема все более обстояла так, что ослабление или усиление их позиций на Балтике оказывалось равнозначным соответственным колебаниям боевой мощи.

Речь идет в первую очередь о существенном усилении роли военного флота. Если в начале XVII в. превосходство Швеции на море над Речью Посполитой не играло еще большой роли, поскольку польские армии с успехом могли противостоять шведским на суше, то уже со времени Тридцати летней войны положение изменилось: военные реформы Густава-Адольфа, базировавшиеся и на развитии в стране горнометаллургической промышленности мануфактурного типа, привели к изменению соотношения сил; с этих пор шведы в основном удачно действовали против поляков. В подобных условиях отсутствие у Речи Посполитой флота приобретало почти решающее значение: страна оказалась открытой для шведского вторжения.