Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

The article deals with a journalistic essay by Nikolai Leskov “A Biskop’s Rounds” in which the Russian writer included extensive excerpts of a diary written in the years 1829–1954 by a rural priest from the diocese of Kyiv, the Reverend Foka Strutinsky. In the foreword, Leskov underlines the importance and uniqueness of Strutinsky’s diary but in the texts he tends to use it rather as an illustration or an evidence to substantiate his own convictions concerning incorrect relationship between parish clergy and diocesan bishops, who inspire fear instead of respect and religious feelings. The analysis of the excerpts of the diary demonstrated that its author focuses not on his inner world and dilemmas of faith but on the everyday life and practical aspects of the bishop’ visitation. At the same time we observed that the language used by the Reverend Strutinsky was partially typical of Russian 19th century clergy as it combined Church Slavonic words and expressions with colloquial and dialectal phrases. Diarist’s sense of humour and irony creates an image of a self-conscious individual, what allows us to notice in him some characteristics of the modern self.

On the other hand, Leskov’s approach to Strutinsky’s diary instrumentalizes it, converts to an object and deprives subjectivity. The writer makes it serve his own goals, using such methods as the pre-selection of excerpts, biased retelling of the omitted parts, strongly evaluative comments or including the diary in a completely new context. Consequently, the relationship between the word of the author and the word of the diarist loses the dialogical character, which results in the loss of the ego-documentary specifity associated with self-expression of the writing subject.

Среди православных священников Российской империи поощрялось ведение дневников, в которых они описывали свое духовное состояние, состояние своей паствы, отношения между духовным пастырем и его прихожанами, а также свою повседневную жизнь. Главной намеченной целью письменной фиксации жизни духовенства было развитие душепастырской эффективности, но помимо этого дневники помогали священникам преодолевать социальную изоляцию, становясь доверительными собеседниками, с которыми они могли делиться своими сокровенными мыслями [668].

До наших дней дошли лишь единицы таких дневников, написанных в Российской империи, и только немногие из них были детально исследованы. Отрывки из некоторых публиковались в церковных журналах той эпохи в качестве примера для остальных священников [669]. Другие же печатались с целью дать более широкое представление о социальной и политической истории [670]. Надежда Киценко в своей биографии отца Иоанна Кронштадтского детально исследует его многотомные дневники [671]. Тем не менее, учитывая раритет таких дневников, пока рано делать выводы об особенностях данного жанра в том виде, в котором он существовал.

Данная статья основана на изучении дневника сельского священника Киевской губернии Михаила Филипповича Щербаковского (Михайло Пилиповича Щербаківського), который служил с 1876 по 1919 год. Так как дневник описывает события на протяжении тридцати лет во всех подробностях, он не имеет себе равных в качестве источника по истории духовенства Правобережной Украины в данный период и, несомненно, является одним из лучших образцов дневников священнослужителей Российской империи, известных историкам на данный момент [672]. Дневник Щербаковского помогает понять механизмы личностной эволюции в модерных культурах русского и украинского духовенства.

Модернизация в России, как и везде, способствовала развитию чувства личного выбора и повышенному осознанию собственной индивидуальности. Однако данные ценности обычно рассматриваются с точки зрения противопоставления сословной структуре российского общества. Книга Лори Манчестер, посвященная сыновьям священников и их роли в качестве основателей интеллигенции (наряду с дворянством), анализирует дневники и автобиографии с целью объяснить, каким образом эти люди придали светский характер православным ценностным установкам своего воспитания, по мере того как они демонстрировали миру свое модерное, личностно ориентированное самосознание. Более того, Манчестер полагает, что православные традиции многое дали для формирования их модерной личности [673]. Однако мы все еще мало знаем о самовосприятии их отцов, которые оставались в закрытом и традиционном мире приходского духовенства.

Написанные в период с 1885 по 1919 год, дневники Щербаковского дают редкую возможность познакомиться с жанром дневников духовенства [674]. Это эпизодические и разнохарактерные документы. Записи дневника датированы, они варьируются от пары строк до нескольких страниц каждая, так как Щербаковский писал нерегулярно: иногда на протяжении нескольких недель он старательно делал записи, а потом бросал дневник на годы. Более того, наряду с датированными записями, в этих дневниках можно найти и другие заметки. Например, среди них есть первые наброски мемуаров его детства в селе, заметки о его устных исторических беседах с крестьянами и другими священниками, а также данные о количестве собранного урожая.

Другой дневник, который Щербаковский называл «зеленой тетрадью», был предназначен для особой цели: в ней он записывал наблюдения, часто адресованные его покойной жене Фане в годовщину ее смерти и на Новый год, начиная с года ее смерти в 1885 году и до 1919-го, за год до его собственной смерти [675]. Таким образом, разные тетради были двумя различными, но в то же время связанными между собой дневниками: один более интроспективный, другой – ориентированный на мир вокруг Щербаковского и его место в нем.

Эти разнородные записные книжки свидетельствуют и о разнородной идентичности. Во-первых, они написаны по-русски и по-украински. Несмотря на то что Щербаковский явно озабочен своей душепастырской эффективностью, его дневники не всегда соответствуют предписанным нормативным моделям, где в центре находятся проблемы священнослужения. В записках Щербаковского нет систематических отсылок к Священному Писанию, как это отличало личную духовную жизнь о. Иоанна Кронштадтского. Мы также относительно мало узнаем о его повседневной службе в приходе и о духовном состоянии его паствы [676]. Дневники документируют скорее горячее стремление достичь аутентичности и самоопределения, понимания самого себя и истинной веры. И хотя записи часто адресованы Богу, а молитва является центральным элементом этой одиссеи, дневники все же нельзя назвать исключительно духовными. Их ярко выраженный акцент – на психологических сторонах самоанализа Щербаковского, в ущерб системности описания жизни духовенства и «народа».

Данная статья анализирует оба аспекта – и интроспективный дневник Щербаковского, и то, что я называю его «автоэтнографическим» дневником – с целью отобразить связи и отношения между ними. Щербаковский использовал дневники для развития своего самосознания, которое в очень сильной мере было социально детерминировано и связано как с этнической русской и украинской идентичностью, так и с духовной сословной идентичностью, которые он тем самым одновременно и конструировал.

Щербаковский был во многом типичным представителем сельского духовенства Киевской губернии. Он родился в 1850 году в семье дьячка и провел детство в селе Ярешки Сквирского уезда [677]. В 1873 году окончил Киевскую духовную семинарию, после чего, как было типично для того времени, на протяжении трех лет преподавал в церковных приходских школах. В 1876 году он женился на Фане Матушевской и был рукоположен в священники в церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Спиченцы того же Сквирского уезда. Это был приход его покойного тестя, и Щербаковский остался служить там до конца своей жизни [678]. Приход находился в 150 километрах на юго-запад от Киева и был довольно типичным приходом для данного региона в том, что касалось населения и церковных земель [679].