Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

Кожевников отзывался об «австрийских» священниках очень критично, хотя именно он часто общался с ними. У Кожевникова в общине его деревни был особый статус – он сопровождал кандидатов в Москву, чтобы их могли рукоположить в священнический сан. В поездках в Москву у него появились новые сомнения относительно белокриницкой иерархии. Недоверие Кожевникова вызывала прежде всего молитва за царя, которую беспоповцы отвергали, тогда как поповцы в общем принимали. Старообрядцы-поповцы, к которым принадлежал Кожевников, изначально не видели в молитве за царя проблемы, так как исходили из того, что он богоизбранный владыка, который не может быть Антихристом – тот появится лишь при кончине мира. Тогда как беспоповцы видели в царе беззаконника [784]. Однако и лояльные поповцы во второй половине XIX века попали под влияние более радикальных идей беспоповцев. Старообрядческие архиепископы Антоний (Шутов) и Конон строго запрещали новопоставленным священникам молиться за царя и поминать его за проскомидией. Такой запрет, грозивший нарушить основные принципы поповцев , тревожил не только священство, но и других старообрядцев общины – в том числе Кожевникова [785]. Это беспокойство дало о себе знать в последующих событиях.

Период с 1860 по 1863 год занимает в изложении Кожевникова больше всего места – однако свой отпечаток в биографии оставило отнюдь не освобождение крестьян. Мир вне дихотомии «вера – безверие» не играет в биографии Кожевникова никакой роли. Целью Кожевникова и его издателей было рассказать историю вне времени, которая разыгрывается между этими двумя полюсами. В центре повествования Кожевникова прежде всего те из старообрядцев, кто занимал выдающееся положение и имел особое влияние. Противоречивое и греховное в его глазах поведение своих кумиров посеяло в Кожевникове сомнения в том, что они представляют «истинную» веру.

Кожевников познакомился в это время с Иларионом Кабановым, который считал отличия в вере между старообрядцами и православной церковью незначительными, а к старообрядческим епископам Антонию и Конону относился критически. Они-де только и умеют, что носить золотые митры. В 1862 году Антоний позвал Илариона в Москву, чтобы обсудить вместе с другими влиятельными старообрядцами, как им строить свою жизнь. Иларион попросил Кожевникова стать его попутчиком до Москвы. На собрании Иларион Кабанов высказался за то, чтобы уничтожить богохульные книги, которые происходят от беспоповцев. Он просил позволения опубликовать окружное послание . Сначала эта просьба была отвергнута – и лишь после того как Кожевникову удалось переубедить присутствующих, они разрешили Илариону написать такое послание.

То, что события вокруг окружного послания Илариона описаны так подробно, объясняется несколькими причинами: в составе нарратива происшествия в Москве служат еще одним поводом для того, чтобы усомниться в образе действий старообрядцев-поповцев, заклеймить ложность их принципов и проповедать в качестве ultima ratio объединение с православной церковью. Кожевников сталкивался в поведении верующих и священников с недостатками старообрядчества отнюдь не только в деревне – нет, верхушка также была прогнившей и глухой к голосам извне. При этом окружное послание Илариона Кабанова отнюдь не было маловажным. Оно не только возбудило среди старообрядцев богословские споры, но даже послужило причиной раскола среди Белокриницкой иерархии. Формулируя свои десять учительских положений, Иларион старался ограничить влияние беспоповцев и их учений. Он выступил против теории духовного Антихриста и учил о непрерывном существовании православной церкви и священства до скончания века. Бог старообрядцев, Русской православной и греческой церкви един, раскол спровоцировали Никон и собор 1667 года. Помимо этого, в его окружном послании отвергались как ложные все поношения, которым подвергали православную церковь беспоповцы [786].

Много чернил и бумаги понадобилось Кожевникову, чтобы изложить богословские споры между сторонниками и противниками окружного послания, – бумаги, которую охотно предоставил Кожевникову для публикации издатель Субботин. Субботин был очень заинтересован в событиях вокруг окружного послания [787]. Они поддерживали его версию истории раскола, акцент в которой делался на богословских противоречиях в старообрядчестве. А вину за церковный раскол в XVII веке несли в этой трактовке не догматические различия, в личные конфликты. Свары между поповцами и беспоповцами, в которых не приводилось никаких убедительных аргументов, аморальное поведение «австрийских» епископов, переход друзей к православию, склоки между священством – многое из всего этого Кожевников описывал в качестве неправд старообрядчества: «Вот отчего я плакал и рыдал!» [788]

Однако не они послужили в его нарративе окончательной предпосылкой для его обращения. Кожевников представил перелом не как рациональное решение. Переворот вызвало чудо [789]. Оно произошло внезапно, это не было рациональной попыткой – оно обрушилось на Кожевникова. Как и в житиях святых, один лишь свободный выбор между добром и злом не мог объяснить такую грандиозную перемену. Лишь чудо могло быть движущей силой в житиях – как и в жизнеописании Кожевникова [790].

Чудо обращения началось как посещение храма, реальность которого засвидетельствована точным указанием места и времени. Влекомый таинственной силой, Кожевников пришел в Калуге в православный храм [791]. Чудесный характер произошедшего подтверждался также тем, что там служили службу святителю Николаю, имеющему среди святых в России приставку «Чудотворец». Начальный страх внезапно отпустил Кожевникова, после того как он помолился о своем спасении перед Николаем Чудотворцем и иконой Богоматери: «Тот-час отступил от меня страх, и объяла меня радость, и стал я как в восторге каком» [792]. Кожевников, по его словам, впервые почувствовал, что церковь – это не только дом, но община и что православная церковь – единственная «святая» и «апостольская». С этого момента он часто тайком ездил в Калугу, чтобы участвовать в богослужениях.

Но внутренний перелом невозможно было скрыть – прежде всего братья по вере узнали в нем своего. Они уговаривали Кожевникова не откладывать свое решение, а как можно скорее воссоединиться с православной церковью. Они также давали ему книги, чтобы он мог проверить православную веру. Эти усилия увенчались успехом, книги подтверждали выношенные Кожевниковым убеждения в неправоте старообрядцев. Вслед за чудом в рассказе Кожевникова последовал, наконец, и ratio . В отличие от жития, чудо здесь уже – лишь катализатор перелома, но только разум обеспечивает постоянство перемены.