Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

В марте и апреле 1917 года представители всех еврейских политических партий, групп и общинных организаций собирались в Петрограде для организации Всероссийского еврейского съезда. Первоначально в подготовке к съезду наряду с политическими партиями важную роль играли еврейские общинные и культурные организации. Среди них были представители крупнейших еврейских культурных обществ, основанных в предыдущие десять лет: Еврейского литературного общества (также известного как общество И.-Л. Переца), Еврейского историко-этнографического общества, Общества еврейской народной музыки, — а также общинных организаций, таких как ОРТ, ОЗЕ, ЕКОПО, ЕКО [816]. Число культурных и общинных организаций, участвовавших в планировании Всероссийского еврейского съезда, было вдвое больше числа политических партий. Фолкисты, либералы-автономисты, умеренные социалисты-автономисты еще со времени революции 1905 года работали над созданием институциональной основы еврейской автономии в России. Всероссийский еврейский съезд стал естественным продолжением их деятельности в общинах. Если тон последующих собраний задавала дискуссия сионистов и бундовцев, то на первые собрания эти партии прислали лишь по одному представителю (Моше Рафес (1883–1942)) от Бунда и Ицхак Гринбаум от сионистов), в то время как Еврейская народная партия, Еврейское демократическое объединение и Еврейская демократическая группа (которые на тот момент еще не объединились) вместе дали шесть представителей, и еще два представителя было от Народной группы Максима Винавера и Слиозберга. Большинство представителей общинных организаций были членами либо Народной группы, либо формирующейся Еврейской народной партии. Еврейские социалистические партии, как, впрочем, и общероссийские, оказались перед вопросом: как повлияет участие в буржуазной политике на их революционную деятельность — поможет или повредит. Бунд, Объединенная еврейская социалистическая рабочая партия (известная также как Фарейникте (Объединенная, идиш ) и «Поалей Цион» проигнорировали первые раунды переговоров о созыве предварительного совещания и последующего съезда, но в итоге решили, что от неучастия потеряют больше [817].

Даже сам процесс созыва, не говоря уж о достижении целей съезда, оказался сложным и отнюдь не сгладил противоречий между еврейскими партиями — напротив, вскрылись глубокие пропасти, разделявшие их. В течение лета 1917 года разные еврейские партии провели съезды, приняли программы, их представители встречались в рамках межпартийного национального комитета, чтобы определить формат будущего съезда и провести выборы делегатов. На съездах и в программах все крупнейшие еврейские партии выразили поддержку той или иной форме еврейской автономии. Однако Бунд по-прежнему высказывался за национально-культурную автономию с упором на образование на народном языке, в то время как сионисты, сионисты-социалисты, фолкисты и только что образовавшийся политический союз ортодоксальных религиозных евреев обсуждали более обширную форму еврейского самоуправления. Сионисты, полагая, что именно они представляют общественное мнение еврейства в целом, рассчитывали, что главным пунктом повестки дня на любом будущем еврейском съезде или национальном собрании в России станет палестинский вопрос. Они утверждали, что, как только будет созван представительный форум российского еврейства, он должен немедленно заявить еврейские притязания на Палестину [818].

Хотя Палестина занимала центральное место в программе российских сионистов, дебаты в сионистской среде в 1917 году затрагивали в основном не Палестину, а еврейские национальные права в России. Для победы на выборах сионисты должны были показать, что поселения в Палестине — это вопрос долгосрочной стратегии (требовавшей финансовых вложений со стороны российского еврейства), а национальная автономия в России — требование немедленное и безоговорочное. На Седьмой Всероссийской конференции сионистов в мае 1917 года было подтверждено, что основой еврейской национальной автономии в России должна стать Гельсингфорсская программа и текущая работа — Gegenwartsarbeit — снова выходит на первый план [819]. В продолжение предшествовавших споров участники конференции разделились по вопросу полномочий в еврейском общинном самоуправлении. Один из лидеров российского сионизма Ицхак Гринбаум отстаивал идею сугубо светской общины, однако ему оппонировала большая группа делегатов [820]. Но, несмотря на это, дискуссии вокруг еврейского общинного самоуправления на Седьмой конференции показали, что российские сионисты не просто ухватились за автономизм из прагматических соображений — напротив, еврейская автономия в России стала для них не менее важна (и более актуальна), чем автономия в Палестине. Как писала «Еврейская жизнь», в 1917 году девизом сионистов должно было стать «полноправие и Палестина» — по-видимому, именно в таком порядке [821].

Перспективы объединения посредством Всероссийского еврейского съезда выглядели многообещающе, однако разногласия между двумя крупнейшими партиями — Бундом и сионистами — едва не похоронили весь проект создания автономного представительского органа российского еврейства. Бундовцы, прежде отвергавшие идею национального собрания, согласились участвовать во Всероссийском еврейском съезде, но съезд виделся им лишь как необязывающий консультативный орган, и они заявляли, что все решения о национальной автономии должны окончательно приниматься Всероссийским учредительным собранием. В то время как фолкисты стремились наделить Всероссийский еврейский съезд конкретными полномочиями, бундовцы и сионисты препирались по палестинскому вопросу и спорили о его роли в будущем российского еврейства. Крейнину пришлось взять на себя роль посредника между партиями — не только сионистами и бундовцами, но и «Поалей Цион» и малыми сионистскими рабочими партиями, — чтобы достичь консенсуса в вопросе организации съезда и даже предварительной конференции, призванной разработать правила и порядок выборов [822]. В течение лета Дубнов раз за разом заявлял, что вот сейчас навсегда уйдет из политики, но все же участвовал в обсуждении формы будущего съезда, в основном ругая Бунд и сионистов за неспособность или нежелание сотрудничать друг с другом. Дубнов считал, что межпартийная борьба усиливается оттого, что эти партии, по его мнению, не представляли большинство российского еврейства. Взамен он предлагал то, что казалось ему более демократичным механизмом: чтобы три четверти делегатов съезда избирались непартийными группами или по крайней мере чтобы они не принадлежали к так называемым «интеллигентским партиям» [823].