Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Опыт войны и тягот, с которыми столкнулись все народы в заботе о своем гражданском населении, привел к росту национального самосознания, особенно среди беженцев. Голосование по этническому признаку стало более вероятным, и сами выборы, когда каждый гражданин мог участвовать в создании новых форм власти, лишь обостряли различия между народами.

Вот один из примеров этого процесса. Правобережная Украина была регионом Российской империи, в котором существовала тесная связь между классовой и этнической принадлежностью, что отразилось в устройстве политических партий. В этом регионе крестьяне были украиноязычными; пролетариат в основном русскоязычным; поляки были помещиками; евреи жили в городах и были торговцами и ремесленниками. Соответственно, партии украинских националистов ориентировались на крестьян и были социалистическими или народническими, и на выборах в Учредительное собрание они получили подавляющее большинство голосов [874]. Приверженцы большевиков преимущественно были русскими; то же можно сказать о горожанах, голосовавших за кадетов. Поскольку кадетов слева теснили социалистические партии, а справа — октябристы, с 1907 года кадетская партия имела вес только среди городской буржуазии — владельцев мелких предприятий и мелких домовладельцев (в думской избирательной системе — «вторая курия»), а в большинстве украинских и белорусских городов это были евреи [875]. Например, в Киевской и Волынской губерниях евреи составляли соответственно 96 и 82 % купечества [876]. Но, несмотря на это, в 1917 году евреи голосовали не за кадетов, а за еврейские партии, коалиции и списки кандидатов. Эта тенденция сильнее всего проявилась на муниципальных выборах. В губернских городах Западного края еврейские партии, национальные и религиозные, получили более трети мест в городских думах, что вполне соответствовало доле евреев в населении этих городов [877].

Победа украинских националистических аграрно-социалистических партий на выборах во Всероссийское учредительное собрание вызвала споры о том, насколько эти результаты отражают украинское национальное самосознание среди крестьянства. Стивен Гутиер объясняет огромный успех украинских партий результатом того, что «главные социальные вопросы, на которых было сосредоточено внимание крестьянства, можно было легко превратить в национальные», и утверждает, что, судя по результатам выборов, в 1917 году уже утвердилась основа для народной поддержки украинского национального самосознания [878]. С другой стороны, Роналд Суни видит в успехе украинских националистов скорее проявление этнического самосознания, чем полноценный политический национализм [879]. По мнению Суни, голосование украинских крестьян за украинские партии говорит о том, что предпочтение отдавалось украиноязычным кандидатам, обещавшим действовать в интересах местных жителей, однако ни в коей мере не предполагает, что украинские крестьяне разделяли националистические идеи в программах этих кандидатов или воспринимали украинцев как политическую нацию [880].

Мы не можем определить, было ли еврейское голосование признаком «этнического самосознания» или «политического национализма», но мы должны учитывать, что, возможно, и в этом случае отразившийся в голосовании рост еврейских национальных чувств попросту указывал на то, что евреи предпочитали голосовать за кандидатов, говоривших на их родном языке и защищавших их местные интересы, — и это предпочтение усиливалось благодаря тому, что другие партии прочно ассоциировались с другими народами. Высказывалось мнение, что развитие еврейского национализма в последние годы Российской империи было обусловлено недовольством еврейских рабочих ухудшающимся экономическим положением по сравнению с неевреями, отчего усиливались, сливаясь воедино, и классовое, и национальное самосознание [881]. Как бы то ни было, в 1917 году евреи голосовали за еврейские партии. Например, Полтавская губерния была, пожалуй, самой украинской из всех украинских губерний, это была цитадель украинского автономизма, и город Полтава был единственным украинским городом, в котором украинцы составляли большинство населения (остальное население примерно поровну составляли русские и евреи) [882]. В этой ситуации 20 % евреев получили бы наибольшую выгоду, если бы объединились с 20 % русских (как это происходило в прежние годы при голосовании за кадетов). Однако на этих выборах евреи (как, впрочем, и неевреи) могли проголосовать и за одну из пяти еврейских партий и вдобавок за коалицию Бунда с меньшевиками и польскими социал-демократами. Результаты говорят за себя: кадеты и коалиция Еврейского национального избирательного комитета с Еврейской народной партией получили число голосов, равное соответственно долям русских и евреев среди горожан [883]. Иными словами, евреи проголосовали за несоциалистическую еврейскую коалицию, русские — за кадетов, и ни одна из партий не смогла выиграть выборы.

Ряд свидетельств указывает и на преемственность опыта прежних избирательных кампаний, и на перемены по сравнению с прошлыми годами. На думских выборах евреям удавалось успешно проводить своих кандидатов только в тех округах, где совпадали национальный, классовый и партийный интересы, потому что там они могли объединяться с русскими либералами, поддерживая кадетов, для защиты общих интересов [884]. В 1917 году эта ситуация, как правило, сохранялась, однако евреи стремились дистанцироваться от сотрудничества с кадетами и как минимум избрать депутатов, которые активнее будут защищать их гражданские и национальные права. Поэтому голосование евреев удивило даже тогдашних наблюдателей. Авраам Ревуцкий, видный член «Поалей Цион», короткое время бывший министром по еврейским делам в независимой Украинской народной республике, ошибочно утверждал, что «еврейская городская буржуазия», как и еврейская интеллигенция, «воспринимала украинское движение как серьезную угрозу своим интересам и отчаянно сопротивлялась всему, что они достигли [в ходе Февральской революции]. Реальная возможность ассимилироваться в господствующую русскую культуру была для них важнее абстрактных идей» [885]. На самом же деле еврейское голосование на Украине не подтверждает этот тезис.

Выборы в Учредительное собрание оказались бесполезны (как мы увидим в главе 7), но анализ того, как евреи голосовали в разгар революции, — лучший способ произвести замер еврейского общественного мнения непосредственно в момент большевистского переворота и краха республиканской России. Вопреки представлениям Ревуцкого о русификации евреев или распространенным идеям о подъеме сионизма или, наоборот, о всеобщей симпатии евреев к социализму, картина, которая вырисовывается из результатов разных выборов в разных губерниях Российской империи, такова: евреи, как и крестьяне-украинцы, голосовали за своих — поддерживали еврейские партии, потому что сочетание социальных, экономических и национальных интересов выливалось в потребность национальной автономии в той или иной форме. Все эти факторы и распространенность еврейского автономизма как политической цели восходят как минимум к революции 1905 года; при этом ощущение неопределенности, порожденное войной и революцией, несомненно, влияло на национальное самосознание еврея. Говоря об Украине, не следует сбрасывать со счетов и то, что в окружавшем евреев обществе действовало еще одно автономистское движение, сочувствовавшее целям еврейской автономии как минимум на раннем этапе. Некоторые украинские политические группы выступали в поддержку еврейской автономии еще в дореволюционный период, до того, как этим занялись некоторые еврейские партии, и многих евреев впечатляла приверженность украинских националистов идее еврейской автономии [886]. Украинские националисты, собравшие в марте 1917 года Центральную раду (большую парламентскую ассамблею, созданную независимо от Временного правительства), приложили усилия для включения в нее представителей других национальностей и заявляли, что хотят автономии в федеративной России [887]. Неудивительно, что и евреи под влиянием этого растущего, напористого автономистского движения стали выдвигать схожие требования, тем более что еврейские политики уже более десяти лет ориентировались на автономизм. Как предостерегали деятели Фолкспартей в Полтаве, было бы ошибкой думать, что формальное равенство гражданских прав — это все, что нужно евреям: «…В сущности говоря, еврей еще не имеет полноправия , он имеет лишь равноправие , он имеет лишь возможность добыть себе право быть равным среди равных» [888].