Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Еврейское общество в итоге отнеслось к участию в еврейских общинных делах с гораздо меньшим энтузиазмом, чем можно было бы судить по заявлениям сторонников демократизации еврейских общин. Тот факт, что за национальные коалиции на выборах в Учредительное собрание голосовало намного больше евреев, чем участвовало в выборах еврейского съезда, показывает, что в 1917 году российское еврейство возлагало большие надежды не на еврейские, а на российские парламентские институции как на защитника своих национальных прав. Однако подобно тому как российскому обществу в целом (включая евреев) оказалось не к кому апеллировать после разгона Всероссийского учредительного собрания, так и российские евреи ничего не смогли предпринять, когда их съезд был отменен, а общинные институции закрыты.

Таким образом, 1917 год стал кульминацией еврейской национальной политической деятельности в России. В 1917 году различные еврейские политические партии и группы надеялись использовать Всероссийский еврейский съезд и Всероссийское учредительное собрание для продвижения требования внетерриториальной автономии. По всей России общинные активисты основывали организационные комитеты для выборов подлинно демократического самоуправления. На евреев валом обрушилась политическая литература о еврейской автономии, Всероссийском еврейском съезде, местных общинах, о необходимости создавать новые национальные институции. В условиях непрекращающейся войны еврейские общественные организации, по сути, стали протоправительством и продолжали влиять на жизнь многих тысяч евреев, предоставляя социальное обеспечение беженцам. В этом контексте автономистская политика казалась естественной большинству евреев, особенно на фоне упадка русского либерализма и растущего национализма окружающих народов.

Оценивая влияние Февральской революции на российское еврейство, Кеннет Мосс отмечает, что интеллектуалы-националисты в Москве, Петрограде и Киеве сходились в том, что «все они стремились преобразовать российское еврейство в соответствии с отчасти совпадающими, пересекающимися, а иногда конфликтующими идеями еврейского национализма, социализма, секуляризма и еврейского культурного проекта. Более того, застигнутые революционным процессом, они не только преследовали долгосрочные планы, но и формулировали все более обширные и радикальные представления о том, какими должны быть российское еврейство и еврейскость» [889]. Мосс полагает, что для еврейских интеллектуалов как представителей более широкого революционного движения анархия и безысходность повседневности сосуществовали с крепкой «верой в гибкость социальной реальности и собственную способность участвовать в ее трансформации» [890]. В итоге февраль 1917 года принес возможность воплотить теорию в жизнь. Все составляющие еврейской общинной автономии обрели форму в 1917 году: структура Всероссийского еврейского съезда и выборы в него; успешная еврейская национальная коалиция на выборах в Учредительное собрание; прототип еврейской автономии на местном уровне. Хотя из-за вмешательства большевиков эти усилия оказались тщетными, важно, что все эти институции были спроектированы с широким участием общинных организаций и всех еврейских партий, включая сильнейших критиков еврейской общественно-политической автономии, например таких, как Бунд.

В первую очередь это относится к фолкистам: они доказали, что сознательная еврейская интеллигенция способна успешно трансформировать общественно-политическую организацию еврейской жизни, пусть даже влияние конкретных лидеров не привело их самих к политическому успеху. В руководстве Еврейской народной партии было много деятелей культуры и общинных активистов, но мало политиков. Преобразуя свое движение в еврейскую национально-демократическую партию, фолкисты пытались с помощью лозунга самоуправления привлечь массового избирателя. В 1917 году они надеялись, что их идеологически эклектичный состав и принципиальная антипартийность найдут широкую поддержку, однако трудно сказать, сколько из них на самом деле хотели добиться власти в общинах, а не просто пропагандировали свои и дубновские идеи автономии. Тот факт, что фолкисты не смогли добиться широкой поддержки своей партии, даже сами они могли считать несущественным. Если посмотреть, в какой мере структура еврейской политики в 1917 году отражала фолкистские взгляды, окажется, что идеология автономизма пользовалась большим успехом. Российское еврейство в 1917 году более всего было озабочено обретением автономии, и ее достижение путем созыва Всероссийского еврейского съезда и системы местного общинного самоуправления — явное доказательство победы дубновского мировоззрения.

Примирить идею еврейской автономии с большевизмом оказалось невозможным, и, вероятно, было бы трудно достичь автономии даже при конституционно-демократическом либеральном режиме. До самого конца 1917 года казалось, что будущее связано с партией социалистов-революционеров, чья популярность была подтверждена большинством голосов и мест на выборах в Учредительное собрание. Эсеры выступали с идеей, что каждая нация должна иметь свой представительский сейм или парламент, и пришли к поддержке идеи внетерриториальной национальной автономии. При широкой общественной поддержке эсеров в России надежда, что в новой многонациональной России евреи окажутся на равных с другими народами, пусть и без собственной территории, была небезосновательной. Как отмечала «Еврейская неделя» в сентябре 1917 года, «условием расцвета национальностей России и ее единства является разрешение национального вопроса на почве национально-территориальной и национально-персональной автономии. Последней добиваются для еврейского народа все еврейские партии и течения» [891]. Однако с учетом того, как слабела эсеровская поддержка прав национальных меньшинств по мере приближения этой партии к власти (и как росла после большевистского путча), невозможно судить, в какой мере была бы осуществима еврейская автономия под властью эсеров.

С первых дней революционных волнений в начале 1917 года, как и в 1905 году, национальное недовольство стало катализатором развала империи. Среди первых требований Петроградского совета к Временному правительству стал пункт «Включить в программу Временного правительства пункт о предоставлении всем национальностям прав национального и культурного самоопределения» [892]. Петроградский совет, в то время состоявший из представителей разных социалистических групп, стремился показать себя защитником национального самоопределения. Сходным образом, несмотря на то что Всероссийское учредительное собрание заседало всего два дня, а затем было разогнано Лениным, права национальных меньшинств были одной из первых тем для обсуждения (впрочем, вскоре собрание перешло к обсуждению войны, земельного вопроса и классовой борьбы). Степень признания эсерами — из прагматических или иных соображений — необходимости учитывать национальные права отразилась в том, что Виктор Чернов (близкий друг Ан-ского и Житловского), председатель единственной сессии собрания, состоявшейся 5–6 января 1918 года, поставил в повестку дня вопрос о территориальной и внетерриториальной автономии для всех меньшинств России и особо упомянул еврейскую автономию: «…Еврейский народ, не имеющий своей сплошной территории, на этой территории Российской республики будет иметь равное со всеми другими народами право выработать свои национальные органы самоуправления и высказать в них свою трудовую волю. Вооруженная мощь России будет составлена из национальных легионов, сведению которых воедино из прежней разбросанности отныне никто не смеет ставить никаких препятствий» [893]. Как вскоре убедились жители России, Чернов катастрофически ошибался в своих прогнозах [894].