Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

После Февральской революции Украина, оставаясь частью новообразованной Российской республики, создала параллельно Временному правительству в Петрограде собственную Центральную раду. Желая получить поддержку еврейского, русского и польского меньшинств в вопросе украинской автономии или независимости, Рада назначила сначала секретариаты, а затем министерства, представляющие эти национальности. В январе 1918 года Рада приняла Закон о национально-персональной автономии, предоставив евреям, полякам и русским право на внетерриториальную автономию в границах Украины с собственными выборными учредительными собраниями, наделенными правом формировать автономную исполнительную власть и собирать налоги. Закон о национально-персональной автономии был издан практически одновременно с провозглашением Радой независимости Украины от России. Хотя еврейские партии и еврейское население в идеале предпочли бы федерацию Украины и России, Российская республика перестала существовать после того, как большевики распустили в январе 1918 года Учредительное собрание. Несмотря на скептическое отношение к украинской независимости, еврейские партии в подавляющем большинстве поддержали Центральную раду Украины против интервенции Красной армии. Впервые (считая все правительства) появился министр по еврейским делам — им стал Мойше Зильберфарб [917]. Даже на этой ранней стадии было ясно, что у еврейской автономии есть хоть какие-то перспективы в независимой Украине, но в случае если Советы захватят Украину, с этими надеждами будет покончено. В воспоминаниях об этой поре Зильберфарб утверждает, что уже при первой оккупации Киева Красной армией в январе 1918 года большевики попытались уничтожить еврейскую автономию, захватили здание Министерства по еврейским делам вместе с архивом и клеймили автономию как буржуазный заговор [918]. И как ни удивительно, на следующий, 1919-й, год, год Гражданской войны, погромов, неоднократной смены власти, еврейская автономия на Украине продолжала развиваться. Интеллигенты и политические активисты, бежавшие после большевистского переворота в Петрограде, собрались в Киеве, где, как они надеялись, несмотря на войну и безвластие, укрепится еврейская автономия. Многие из них приняли участие в создании Культур-Лиги, которая пыталась с помощью школ, художественных и издательских проектов сформировать новую светскую культуру на идише [919].

И все же не следует преувеличивать масштабы власти любого украинского правительства до того момента, как большевики взяли контроль в свои руки. За пределами нескольких крупных городских центров с 1919 по 1921 год вся остальная территория была погружена в анархию. Шла многосторонняя Гражданская война между украинскими националистами социалистических взглядов, контрреволюционным Белым движением, Красной армией и анархистами, всюду бродили вооруженные шайки головорезов. Для всех жителей региона то был период крайнего беззакония и насилия, но наихудшая участь всякий раз выпадала на долю евреев. Во многих местах они становились жертвами организованных массовых убийств, изнасилований и ограблений [920].

Если первоначально существовали надежды на сохранение еврейской автономии в независимой Украинской республике, объединенной федерацией с Россией, то эти надежды рухнули в хаосе Гражданской войны и тем более после окончательной победы большевиков. Йонатан Френкель замечает, что недолго просуществовавшая на территории Украины национальная автономия обнажила глубокие проблемы как собственно еврейской политики, так и отношений между еврейским меньшинством и украинским большинством. Главной проблемой представляется нараставший конфликт между разными идеологиями. Как поясняет Френкель, «чем более усиливалась поляризация внутри еврейского мира и чем активнее каждая фракция стремилась найти мощных союзников за пределами еврейского мира, тем менее реальными становились шансы на осуществление автономизма» [921]. По-видимому, именно это происходило в краткий период еврейской автономии на Украине, когда различные еврейские политические партии стремились заключить альянс с любыми силами, которые хотя бы на миг оказывались у власти [922]. Но Френкель также напоминает о том, что эксперимент с автономией происходил в разгар революции и войны, в нестабильной политической обстановке. Хотя склонность к политической поляризации с большой вероятностью стала бы препятствием для еврейской автономии и при стабильном управлении, все-таки оставалась бы надежда справиться с этой проблемой, ведь по главному вопросу удалось достичь согласия: все партии признавали необходимость автономии и выражали готовность участвовать в этом процессе. Если из недолговечного эксперимента Украины с еврейской автономией и можно извлечь какой-то урок, то он заключается в следующем: при одобрении властей институциональные основы еврейской автономии можно было заложить практически в любых условиях.

Политика в отношении евреев на территории бывшей Российской империи развивалась в соответствии с новыми принципами децентрализма и федерализма. Принцип Дубнова, согласно которому эмансипация евреев в Восточной Европе должна также предоставить евреям национальные права, иначе это не будет подлинная эмансипация, под конец войны стал доминирующим. Как мы уже видели, с 1905 года и далее автономизм отвоевывал себе все большую сферу в политической деятельности евреев, а война резко усилила опасения евреев, что даже гражданское равноправие в новых государствах не послужит адекватной защитой их физического, юридического или духовного благополучия. Тем не менее новые государства, возникшие к 1919 году на руинах Российской и Австро-Венгерской империй, не имели особого желания признавать гражданские права евреев. То федеральное образование, которое стремились создать большевики (это еще не был СССР), активно подавляло автономию евреев, а Польша и Литва стремились построить новые национальные государства, где доминировали бы соответственно польский или литовский язык и родная культура. Более того, страны-победительницы — Великобритания, Франция и США — собрались в Версале с заведомым убеждением, что война доказала преимущества национального государства перед имперским или федеративным.

Парадокс «еврейской политики» после Первой мировой войны заключался в следующем: евреи во всех новых государствах пришли к выводу, что их права наилучшим образом будут защищены в федеративной, децентрализованной модели, — как раз в тот момент, когда на международной арене верх одержала идея национального государства. Цель автономизма всегда состояла в том, чтобы избавить евреев от необходимости разделять национальные требования тех народов, среди которых они жили, но теперь, едва состоялась консолидация еврейской автономизации на местах, эти усилия, по-видимому, были обречены на поражение в складывающемся законодательстве. Еврейский автономизм также воспринимался как разумная форма нейтралитета в борьбе между соперничающими национальными группами, которые — в том числе поляки, русские, украинцы и литовцы — в пору Парижской мирной конференции были вовлечены в многосторонние военные конфликты. И все же многие опасались, что в результате победы Антанты, распада Российской и Австро-Венгерской империй и возникновения на многоэтничных пограничных территориях новых независимых государств сложится ситуация, в которой новые амбициозные политические партии, строя свои новые государства, будут добиваться максимального национального суверенитета.