Михаил Медведев - Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

В этой версии герба императора Павла I мы находим и андреевские, и иоаннитские знаки. Большой щит окружен цепью св. Андрея и положен на обычный белый мальтийский крест члена Державного ордена. [134]Между тем коронованный магистерский крест сохраняет свое место на груди имперского орла в щитке sur le tout . Это убеждает в том, что его роль не аналогична роли андреевской цепи и что он не является, подобно кресту за щитом, орденским знаком, перенесенным в герб. Более того: горловину императорского шлема над щитом украшает Halskleinod — знак ордена св. Андрея, показывающий, что именно этот орден остается высшим в империи. [135]

Значение коронованного креста было совершенно иным; он являлся чисто гербовым обозначением личного магистерского достоинства Павла. В отличие от обычных орденских знаков эта эмблема была интегрирована в композицию гербового щита как фигура в поле, charge . Это относится и к орденской короне: она «включена» в щит так же, как и три короны над орлом или регалии в его лапах, и этим принципиально отличается от герцогской шапки и царских корон над титульными щитками.

Сочетание орденских короны и креста появлялось в гербах великих магистров задолго до Павла I; но никогда эти два атрибута не составляли самостоятельной эмблемы. [136]В этом — исключительная новизна узаконения 10 августа.

Встает вопрос: верно ли мы поступаем, пытаясь найти строгую геральдическую логику и корректность в павловских реформах государственного герба? Не следует ли предположить, что достаточно невежественный в геральдике сенатор О. П. Козодавлев, главный советчик Павла I в делах гербоведения, просто запутался в орденских знаках?

Русская геральдика часто провоцирует на подобные вопросы. Заметим, однако, что геральдическая небрежность не означает отсутствия закономерности и, наконец, что далеко не все проекты Козодавлева и его сотрудников были приняты государем без возражений. В этом смысле характерна история манифеста 1800 года о полном гербе империи. В проекте преамбулы манифеста, представленном Козодавлевым, предыдущая реформа (10 августа 1799 года) объяснялась как следствие «соединения» Ордена «с державою России» и «присвоения» магистерского звания императорскому титулу. [137]Эти юридически некорректные пассажи были исключены, и в тексте манифеста, подписанного императором, мы читаем только о том, что, «восприяв Титул Великого Магистра», он соединил со своим гербом орденский крест. [138]

Весь текст манифеста указывает на понимание герба империи как собственного герба монарха, когда включение герба Державного ордена в его состав было простым отражением личных прав Павла. [139]

Эти права он, однако, разделял с семьей. Еще в 1797 году «Учреждение об Императорской фамилии» установило, что государственный герб «принадлежит» не только государю и его супруге, но и династии в лице великих князей, княгинь и княжен. Строго говоря, это означало, что членам правящего дома не полагалось иметь свои собственные гербы, но взамен они приобретали привилегию пользоваться гербом императора как своим собственным. Юридически великие князья в качестве гербовладельцев представляли не себя, а императора. Подобное геральдическое представительство одного лица другими широко практиковалось в Европе задолго до проникновения гербовой традиции в Россию, хотя полной аналогии узаконению Павла на Западе не существовало. [140]Поэтому в пору его правления магистерский крест мог появляться и в гербах его детей. Появился он и в гербе незаконной дочери Павла I Марфы Мусиной-Юрьевой (правда, на этот раз герб империи был «расчетверен» с частью иного герба и выглядел скорее знаком высочайшего покровительства, нежели обозначением владетельного происхождения). [141]Безусловно, все это отнюдь не означало некоего родового, династического права на магистерство или на какой-либо иной орденский статус.

Как известно, 20 апреля 1801 года, через месяц с небольшим после убийства отца, Александр I исключил коронованный мальтийский крест из государственного герба. [142]Этот акт традиционно рассматривается как симптом высочайшего недружелюбия к Державному ордену. В действительности же реформа была закономерным последствием разделения императорского и магистерского достоинств в момент гибели Павла I. [143]

Вместе с гербом империи, согласно «Учреждению об императорской фамилии», автоматически переменились и гербы великих князей.

Несколько мальтийских крестов осталось в гербах, пожалованных Павлом I, а затем Александром I подданным и городам своей империи. [144]Нет оснований толковать это как признак поглощения Ордена Россией, как и в предыдущих случаях. Такие пожалования были не только императорскими «милостями», но и знаками личного благоволения Павла, поэтому они вполне оправданно отражали орденский статус монарха наряду с российским. Даруя гербовые «аугментации» подданным, Павел действовал в обеих юрисдикциях, хотя фиксация и происходила только в одной — имперской. Александр же, утверждая «русско-мальтийские» гербы графов Орловых-Денисовых (в 1807 году), баронов Ралей и Роговиковых (в 1816 году), лишь давал геральдическое подкрепление титулам, которые в свое время пожаловал его отец. Оформляя после гибели Павла такие пожалования, Герольдия просто следовала существовавшим прецедентам.

В 1810–1817 годах последовало уничтожение Российских великих приоратов, но кавалеры по-прежнему могли носить знаки Ордена и помещать их в гербах. [145]Из числа замечательных памятников, запечатлевших эту практику, стоит упомянуть геральдический декор гробницы князя М. И. Кутузова-Смоленского в Казанском соборе Санкт-Петербурга, с кавалерским крестом за щитом герба и орденским знаком. Ношение орденских знаков было воспрещено в 1817 году только тем, кто претендовал на вступление в российскую приоратскую структуру Ордена после того, как она была истреблена указами о конфискации 1810 и 1811 годов. Дети Павла I, в том числе императоры Александр I и Николай I, до конца жизни оставались рыцарями Большого креста Державного ордена. Любопытно, что их гербы, украшенные мальтийскими орденскими знаками, включая кресты за щитом, сохранились за пределами России — в Риддарсхольмской церкви Ордена Серафимов в Стокгольме. [146]

Изредка госпитальерская тема возникала в отечественной геральдике и после эпохи Павла I, но, как правило, в знак воспоминания о нем, о его милостях, его правлении (герб Голенищевых-Кутузовых-Толстых, проект нового герба Гатчины и т. д.). [147]

Устойчивые традиции геральдического сосуществования Ордена и империи так и не сложились. Государственный надзор за употреблением орденских знаков в гербах в России не был принят. Никакого узаконения о гербовых правах Российских приоратов не устанавливалось. Имперские геральдические власти не справлялись с упорядочением отечественных дел, а вмешиваться в орденские делопроизводство и практику они к тому же не имели права. [148]Между тем геральдическая жизнь внутри Державного ордена всегда руководствовалась не столько писаными нормами, сколько живыми обычаями.