Михаил Медведев - Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

На государственном уровне российско-мальтийский союз 1797 года не получил прямого геральдического воплощения.

29 ноября 1797 года Павел I принял звание протектора Ордена и достоинство бальи (кавалера Большого креста). Каких-либо знаков протекторского статуса не существовало. В качестве бальи император приобрел геральдические преимущества, соответствующие рангу (этими преимуществами Павел не воспользовался), а также право на ношение Большого креста на шейной ленте, нагрудного креста, облачения в различных его вариантах: красный супервест с мальтийским крестом, мундир, мантия, «страсти» (носимое при мантии традиционное украшение с символами страстей Христовых). Через год, с провозглашением Павла I великим магистром, этот перечень пополнился короной и тронным облачением главы Ордена (включавшим черную мантию с горностаевым подбоем и «страстями» и короткую далматику с орденским гербом — прямым белым крестом в червленом поле). В качестве шейного знака император — магистр обычно носил крест на двойной цепи вместо ленты, без короны, трофея и без приоратских эмблем. [120]Именно так выглядит убранство на портрете Павла — великого магистра Державного ордена работы Тончи. [121]В зависимости от ситуации великий магистр пользовался и иными, более будничными вариантами облачения (супервестом и т. д.).

Еще до катастрофы июня 1798 года «российская перспектива» относилась к числу политических приоритетов Ордена; теперь же она приобретала еще большую важность. С провозглашением нового великого магистра, состоявшимся в Санкт-Петербурге осенью 1798 года, Россия и Орден оказались связаны временной личной унией; достоинства, титулы и права их государей объединились в лице Павла I. Высочайшие акты, издававшиеся с этого момента, являлись одновременно императорскими и магистерскими.

Российско-орденское сотрудничество в этой ситуации не было диалогом равных; положение Державного ордена колебалось между независимостью и автономией, Многие решения, касавшиеся российской ветви Ордена, оформлялись как имперские узаконения. В то же время иоаннитское делопроизводство сохранило свой традиционный замкнутый характер, предохраняя сообщество рыцарей от поглощения российской государственностью. Едва ли есть смысл гадать, как далеко зашел бы Павел I в сближении империи и Ордена, если бы ему довелось пережить 1801 год. Фактом остается то, что уния двух держав не привела к слиянию двух юрисдикций.

Это, в частности, означало, что российский кавалер мог получить орденское подтверждение герба, не признанного имперскими властями или попросту не совпадающего с гербом, уже внесенным в Общий гербовник. Подобным образом могло быть получено орденское подтверждение титула, не признанного Россией, — так, как это уже было, например, с командором по праву покровительства Михаилом Лопоттом. С 1797 года он значился в орденской документации как граф, [122]хотя этот в высшей степени спорный титул не закреплялся за ним или за его родом ни польским сеймом, ни Россией, ни другими сопредельными державами.

Полагая, что беспорядков в сфере сословных привилегий достаточно и без того, Павел обязал своих подданных доказывать свою знатность при вступлении в Орден при помощи документов, полученных в российской Герольдии. [123]

Впрочем, орденские архивы убеждают в том, что и это правило соблюдалось не всегда.

В итоге Орденом через посредство его российских структур был признан целый ряд нетривиальных гербовых убранств и неожиданных титулований. К числу наиболее замечательных относятся документы кавалера Воллодковича. Патент дворянства Минской губернии подтверждает княжеское достоинство Воллодковичей (столь же спорное, как и графский титул Лопоттов) и герб рода, дополненный княжеской короной. На прилагаемой генеалогической таблице герб изображен в более пышной версии, с мантией и восхитительными щитодержателями — львами, обращенными в стороны от щита и несущими античные светильники на высоких подставках. [124]Все эти курьезные «почести» не подтверждались никакими государственными властями, кроме властей Державного ордена, и едва ли о них осведомлены нынешние представители рода Воллодковичей. [125]

Единство двух корон было воплощено в персоне Павла и ярче всего отразилось в его гербе — в гербе империи. К концу XVIII века в России понятия о гербах государя и государства не были разделены. Монарх, империя, Россия, Романовы получали одно геральдическое обозначение, и это было глубоко естественно для страны, в которой верховная власть основывалась на вотчинном праве — в отличие от орденского государства, которое было выборной конституционной монархией и не отождествляло свой герб с гербом своего князя. В силу этого соединение достоинств императора и великого магистра могло отразиться в гербе России, но отнюдь не в гербе Ордена.

Теоретически Павел мог параллельно пользоваться двумя «собственными гербами» — императорским и магистерским. По традиционный четверочастный щит предстоятеля Ордена не мог удовлетворить государя. Подчиненное положение в таком щите занял бы не просто личный герб императора, но символ имперской государственности. Это исказило, инвертировало бы весь смысл композиции.

В пору детства и юности Павел Петрович не раз пользовался гербом российско-голштинской унии с двумя «сопоставленными» щитами. [126]Но в 1798 году этот композиционный прием не пригодился. Соседство гербовых щитов империи и Ордена обозначило бы союз двух государств, но не являлось бы личным гербом монарха. Павла, усматривавшего суть монархии в личностной власти, это устроить не могло. [127]

Лишь 10 августа 1799 года последовала реформа герба России, запечатлевшая новый личный статус ее государя. На груди государственного орла, позади «московского» щитка, было помещено новоизобретенное геральдическое обозначение магистерского сана — крест обетного рыцаря, [128]увенчанный орденской короной. [129]Ранее это положение занимала цепь ордена св. Андрея Первозванного. [130]В новой версии герба андреевская цепь вытеснялась магистерским крестом или же могла сопровождать его. [131]

На первый взгляд может показаться, что перед нами — лишь геральдическое указание на то, что один высший орден в России сменился другим, иначе говоря — на русификацию Державного ордена, его поглощение российской государственностью, к чему якобы стремился Павел.

Ближе к истине авторы, рассматривающие реформу 10 августа как введение в герб императора его личных кавалерских знаков. [132]

И все же оба предположения разбиваются о живую практику употребления нового герба и прежде всего о манифест о полном гербе империи, подготовленный под высочайшим наблюдением в 1800 году. [133]