Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Ни в одном из ранних описаний козминского согласия — казака Левшутина, Василия Флорова и Феофилакта — оно не называется «Спасовым». Впоследствии понятия «спасовцы» и «нетовцы» использовались как взаимозаменяемые названия, а прозвище «козминщина», произошедшее от имени основателя, со временем вышло из употребления [377]. Козму арестовали в 1714 г., а Флоров сбежал из Керженских лесов самое позднее в начале 1719 г., так что вполне вероятно, что в присутствии Флорова согласие еще не использовало название «Спасово». Воинствующий противник старообрядчества епископ Питирим Новгородский в своем противораскольническом трактате 1721 г. «Пращица духовная» именует согласие исключительно «нетовщиной» [378]. Феофилакту, писавшему в 1725 г., было, по-видимому, неизвестно, что как раз в это десятилетие (судя по всему) согласие обрело название «Спасово». Скудность источников по ранней истории согласия означает, конечно, что это может быть не больше чем гипотеза, но, учитывая интерес Флорова к указанию названий и описанию верований лесных согласий, если бы до того, как он ушел из лесов, козминские нетовцы были известны также как спасовцы, он почти наверняка об этом бы упомянул. И действительно, ближе к середине 1720-х гг. Флоров жил некоторое время в степи к северу от Азовского моря с группой, которую он отнес к спасовцам, не подозревая при этом, что они принадлежали к тому же согласию, что и козминцы, которых он знал по Керженскому лесу [379].

Частично сохранившееся полемическое письмо, написанное где-то между 1723 и 1742 гг., подсказывает нам, почему все-таки согласие приобрело новое название. В письме говорится, что, хотя таинств больше нет, «зриши ли, христолюбче… что глаголет [Златуст] о Христе нашем архиереи, на Н[его] же мы уповаем, яко той есть вышьше всякия нужды». То есть все-таки уповать можно на Христа Спасителя [380].

В описании Флорова Спасова вероучения не содержится таких намеков. Феофилакт в своем резюме вероучения нетовцев, от 1725 г., говорит, что они могли надеяться на спасение, но не указывает Спасителя как источник спасения. Возможно, он просто не посчитал нужным упомянуть этот догмат веры. Тут опять недостаток ранних источников позволяет лишь выдвинуть гипотезу, но кажется логичным предположить, что упование на Спасителя стало центральной установкой спасовской доктрины некоторое время спустя после того, как Флоров ушел из лесов в 1718–1719 гг., и это нововведение побудило согласие сделать «Спасово» своим официальным названием. Флоров познакомился со спасовцами в 1720-х гг., и к этому времени это название было вполне в ходу: как раз тогда священник из местности близ Домодедово к югу от Москвы докладывал Синоду, что среди дворцовых крестьян его прихода есть тайные старообрядцы Спасова согласия и что они не признают силу таинств [381]. Один из этих спасовцев, Яков Родионов, был послан на допрос в московскую Канцелярию розыскных раскольнических дел, где он сообщил, что узнал об учении спасовцев от мужиков из Керженского леса, нанявшихся работать у его друга. Он сказал также, что не молится и не общается с православными, так как не считает их христианами. Очевидно, что спасовцы так же, как другие старообрядцы, сторонились православных [382].

Обычаи спасовцев крестить младенцев и заключать браки впоследствии часто обсуждались, но ни казак Левшутин, ни Феофилакт, ни Василий Флоров не проронили о них ни слова. Козма Андреев проводил различие между своими последователями, жившими в лесу, судя по всему, в безбрачии, и теми, кто жил в миру, за чье обращение не стоило и молиться [383]. В такой общине ни брак, ни крещение младенцев не являлись насущными проблемами. Однако по мере того, как согласие выходило из лесов и распространялось по мирским деревням, вопрос о браке и крещении младенцев встал на повестку дня, и спасовское учение претерпело изменения: к концу XVIII в. спасовцы начали жениться, и их дети крестились в православных церквях православными попами, несмотря на то что спасовцы отрицали пригодность этих таинств и святость этих попов. Спасовский документ от 1723–1742 гг. гласит, что крещение нельзя совершать погружением в воду (таков был православный обряд, которому следовало также большинство староверческих согласий), но можно осуществлять сотворением крестного знамения и произнесением соответствующей молитвы [384]. Автор, по всей вероятности, имел в виду крещение младенцев. В 1727 г. спасовец из дворцового домодедовского владения Яков Родионов говорил в Канцелярии розыскных раскольнических дел, что спасовцы учили «супружества не иметь», поэтому он со своей женой жил в разных избах. Он отправил своих двух дочерей жить в безбрачии в Керженском ските. Родионов сказал также, что спасовцы не велели ходить в баню, чтобы не зреть друг друга тела нагие [385]. Если Родионов достоверно излагал спасовское учение о браке, значит, спасовцы начали обращаться для венчания к православным священникам — как о том свидетельствуют все источники конца XVIII и начала XIX столетия — только после 1730 г. К тому времени большинство спасовцев решили также, что младенцев можно крестить в канонической православной церкви (или что их могут крестить повитухи, но не родители). Есть сведения от XIX в. о том, что спасовцы молились Спасу, чтобы Он пополнил недостатки таинств, и что они совершали малые акты покаяния (семь молитвенных поклонов), дабы очиститься от скверны, приставшей к ним во время общения с официальной православной церковью. Такой порядок действий тоже, по-видимому, устанавливался еще в XVIII в., но неясно, все ли подгруппы этого согласия его придерживались.

Обращение к православным священникам для совершения таинств, которых спасовцы на самом деле не признавали таковыми, было весьма прагматичным — это не только давало возможность жить супружеской жизнью, но и позволяло членам согласия прилюдно якобы признавать авторитет официального православия — но, как отмечали приверженцы конкурирующих согласий, вызывало недоумение с теологической точки зрения. Между тем, сколь бы ни были прагматичны или притворны венчание и крещение в православной церкви, у них имелось теологическое обоснование. Хотя это не изложено ни в одном известном нам источнике, обоснование напрямую вытекает из аксиом спасовской мировоззренческой системы. Другие беспоповские согласия исходили из того, что любой контакт с официальной церковью, которая была в лучшем случае еретической, а в худшем — царством антихриста, губителен для их бессмертных душ. Но они считали, что по вынужденности, например в отсутствие священников, крещение и покаяние может совершаться мирянами. Спасовцы же, утверждавшие, что благодать Божия и все таинства прекратились, не могли воспользоваться этой обрядовой лазейкой. С другой стороны, поскольку они абсолютно ничего не могли сделать, чтобы спасти себя от вечных мук, прибегание для удобства к услугам православного священника из официальной церкви никак не усугубляло опасность и так уже грозящей им вечной погибели. От руководителя федосеевцев Феодосия Васильева мы знаем, что так рассуждали другие старообрядцы-беспоповцы: в 1701 г. он написал письмо, в котором порицал федосеевцев, оправдывавших причащение наравне с формально православными тем, что «в нынешнем причастии нет ни святости, ни осквернения» [386]. Спасовы старцы, вероятно, вывели для себя аналогичный силлогизм относительно венчания и крещения у православных священников. Ход мыслей крестьян-спасовцев, скорее всего, соответствовал смыслу спасовских поговорок на предмет крещения попом-еретиком: «хоть еретик, да поп»; «хоть и сатана, да в ризах и не простой мужик крестит» [387]. То же самое они могли сказать про венчавшего их православного священника: поп придавал событию достоинства и торжественности.