Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Во многих других дворах было только по одной взрослой незамужней женщине, например 35-летняя дочь Ивана Грошева, который заплатил стексовскому попу, чтобы тот обвенчал его сына по старообрядческому чину [621]. В общей сложности 45 незамужних дочерей, сестер, племянниц, теток, двоюродных сестер, золовок и своячениц, все старше 20 лет, были единственными одинокими женщинами в своих дворах. Управляющий Третьяков пояснил, почему 3 из этих 45 никогда не были замужем: хромая, безумная и слепая. В общее число входили три одинокие женщины, проживавшие во дворах, где у них, по-видимому, не было родственников: «принятая во двор», по определению Третьякова. Они поселились в этих дворах до ревизии 1834 г., и нет способа узнать, откуда они появились.

Присутствие такого количества незамужних женщин во дворах, где остальные взрослые состояли в браке, дает твердые основания полагать, что Сергей Голицын был прав: эти женщины сами предпочли не выходить замуж, а их родители согласились с их решением. Так, несомненно, было в случае с Авдотьей Шобаловой, дочерью Ивана Шобалова из старообрядческого клана Шобаловых. В 1845 г. ей было 27 лет, она была не замужем и жила во дворе женатого брата, между тем в предыдущие три года две из ее младших сестер вышли замуж [622]. Данные о размещении женщин по дворам в ревизских сказках 1834 и 1850 гг. полностью соответствуют данным в вотчинной переписи 1845 г.: в эти годы некоторые дворы также содержали по несколько одиноких женщин, а во многих других их было всего по одной [623]. Эта картина на самом деле начала складываться к 1795 г.: по данным податной ревизии того года, 46 незамужних женщин 20 лет и старше были в своих дворах единственными никогда не бывшими замужем взрослыми женщинами, в то время как 22 распределились по две на двор [624]. У многих из этих взрослых незамужних женщин — приходилось ли их в 1795 г. по одной или две на двор — были старшие и младшие сестры либо другие близкие родственницы, вышедшие замуж. Иными словами, в 1795 г. старообрядцы имения Стексово не навязывали своим дочерям ни брака, ни безбрачия, а, судя по всему, предоставляли им самим принимать такое решение. Поскольку во второй четверти XIX в. наблюдалось аналогичное распределение незамужних женщин по дворам, нет оснований сомневаться, что и тогда женщины сами решали, выходить или не выходить замуж. Не изменилось это и в 1861 г.: в селе Стексово каждая из 21 принадлежащей Соленикову (ранее Голицыну) незамужней женщины 20 лет и старше была единственным не состоявшим в браке взрослым членом своего двора [625].

Таблица 7.1. Брачное состояние в голицынском имении Стексово по возрастным когортам, 1845

Источник: ГИМ ОПИ. Ф. 14. Д. 2397. Л. 2–45.

Я даю общее число когда-либо состоявших и никогда не состоявших в браке, по данным на 1845 г., в возрасте 20 лет и старше и 25 лет и старше. В имении Стексово между этими когортами не наблюдалось значимой разницы, в отличие от дворцовых-удельных деревень в приходе с. Купля, где предельным возрастом выхода замуж были 25 лет, или Баков, где предельный возраст для замужества в 1830-х гг. поднялся до 30 лет. По меньшей мере шесть из девяти незамужних женщин в когорте 20–24-летних на 1845 г. пять лет спустя были по-прежнему не замужем, и вполне возможно, что ни одна из этих девяти женщин так никогда и не пошла под венец. Остальные три могли выйти замуж или получить вольную; в обоих случаях они не были бы приписаны к своему родному двору во время ревизии 1850 г. Не только подворная опись 1845 г. и ревизские сказки 1834 и 1850 гг. говорят нам о том, что 20 лет были фактически предельным возрастом для замужества в Стексово, но то же самое, лишь с небольшими исключениями, подтверждается конкретными примерами возраста вступления в брак. Управляющий Третьяков отметил возраст 12 из 17 женщин, вышедших замуж за пределами имения в период с конца 1842 г. по февраль 1845 г., когда он составил подворную опись: одиннадцати было от 16 до 20 лет, одной 22 года [626]. В 1839 г. всем крестьянским невестам, венчавшимся в стексовской приходской церкви, было 18–19 лет, крестьянским женихам от 18 до 20 (до 1830-х гг. стексовские священники не записывали возраст венчавшихся). В 1851 и 1854 гг. 18 из 20 крестьянских невест вышли замуж в 16–20 лет, одна в 22 года; другая, раскольница, в 27 лет. Дарья Пищирина — также исключение, так как раскольница в 1840 г. вышла замуж в 24 года, но не потому, что она этого хотела. 19 из 20 крестьянских женихов в 1851 и 1854 гг. было 18–20 лет, а одному — 22 [627].

Впрочем, представляется вероятным, что мужчины все еще женились и в возрасте 22 или 23 лет. Двое из троих 20–24-летних, неженатых в 1845 г., к 1850 г. состояли в браке. Возможно, по состоянию на 1845 г., им было не так просто найти невест. Гораздо меньше мужчин, чем женщин, вообще обходились без брака — в 1845 г. таких было всего четверо из 259 мужчин 25–59 лет (1,5 %). Наиболее вероятным объяснением, почему очень небольшое число мужчин остались холостяками, было бы то, что они страдали физическими или умственными недостатками. Между тем в подворной описи значатся четверо мужчин с недостатками (слепой, пахорукий, хромой, пахорукий), и все они были женаты [628]. Иван Бирюков, 35 лет в 1845 г., никогда не был женат и проживал во дворе, где, кроме него, были только его брат, жена брата и незамужняя 23-летняя дочь брата [629]. Двое одиноких здоровых взрослых в одном дворе были бы необычным явлением для деревни, не отличающейся неприязнью к браку, что наводит на мысль о том, что Иван — так же как несколько мужчин из прихода с. Купля и имения Баки — не женился по религиозным соображениям. И все же, по существу, для мужчин голицынского имения Стексово брак был универсальным стандартом.

Вернемся к таблице 7.1, требующей некоторых пояснений: в 1845 г. процент избегавших брака женщин не сильно отличался по пятилетним когортам — от 20–24-летних вплоть до 50–54-летних, в то время как среди женщин 55 лет и старше и мужчин 60 лет и старше брак был гораздо менее частым явлением, чем среди более молодых. Это может быть результатом ошибок стариков при указании своего возраста или, возможно, отсутствия информации для точного определения их брачной истории — часто встречающиеся проблемы со многими сохранившимися записями актов гражданского состояния. Однако, хотя подворная опись 1845 г. действительно оставляет брачный статус некоторых из самых старых мужчин и женщин неясным, сведения из ревизской сказки 1834 г. и подворной описи 1814 г. дают нам полную уверенность. Например, семеро неженатых мужчин в когорте 60-летних и старше в 1845 г. не состояли в браке и в 1834 г. Что же касается никогда не бывших замужем женщин 55–59 и старше 60 лет, это были последние оставшиеся в живых из когорт 1795–1804 гг., то есть из поколения, наиболее активно противившегося замужеству. И, как мы это увидели в приходе с. Купля и в баковской округе, в начальном порыве принятия противобрачной догмы небольшое, но не малозначимое число мужчин тоже отказались от женитьбы. Среди мужчин это было преходящим моментом: после 1804 г. они почти поголовно вступали в брак.