Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Кроме того, советское правительство стремилось повысить фертильность национальных меньшинств. К примеру, чиновники в Казахстане искали способы повысить рождаемость у казашек. Аборты, даже когда они еще не были запрещены, оставались большой редкостью среди казахских женщин, поэтому пропаганда против абортов в Казахстане была нацелена главным образом на живущих там славянок. Совсем по-другому обстояло дело с пропагандой повышения рождаемости и соответствующими стимулами. В этом случае казашки воспринимались как целевая группа — и действительно, многие из них, родившие семь детей или больше, получили выплаты [537] Michaels Р. Motherhood, Patriotism, and Ethnicity: Soviet Kazakhstan and the 1936 Abortion Ban // Feminist Studies. 2001. Vol. 27. No. 2. Р. 312–316, 322–323. . Уже в 1920-е годы советские чиновники здравоохранения подчеркивали необходимость усиливать меры по уходу за новорожденными у национальных меньшинств в целях сокращения детской смертности. Начиная с 1936 года советское правительство создало в республиках Средней Азии обширную систему родильных домов и яслей [538] Резолюции III Всесоюзного совещания по охране материнства и младенчества. С. 2, 10; Michaels Р. Motherhood, Patriotism, and Ethnicity. Р. 320–321. См. также: Cavanaugh С. Backwardness and Biology. Ch. 5. .

СССР поощрял материнство не только путем денежных выплат женщинам, но и создавая родильные дома, а также ведя пропаганду повышения рождаемости. В первые же месяцы после прихода к власти советское правительство открыло множество родильных домов, яслей, молочных кухонь и педиатрических клиник. В середине 1930-х, когда господствовало стремление к повышению рождаемости, финансирование родильных домов и яслей еще выросло, хотя по-прежнему не могло удовлетворить потребности миллионов работниц. Впрочем, в теории советское правительство полностью взяло на себя уход за матерью и ребенком [539] Дробижев В. З. У истоков советской демографии. С. 109, 122; ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 18а. Д. 2754. Л. 45. Cм., например, черновик статьи Елены Стасовой «Женщине в СССР все пути открыты», в котором она подчеркивает, какую материальную помощь советское руководство оказывает матерям: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 202. Л. 11. . Кроме того, власти стремились добиться того, чтобы женщины не избегали беременности из-за страха потерять работу или заработную плату. Уже в 1921 году правительство издало указ, по которому беременные женщины, неспособные работать, должны были получать свою полную зарплату из рабочего страхового фонда. В 1927 году советские законы гарантировали женщинам восемь недель декретного отпуска перед родами и после них [540] ГАРФ. Ф. 4085. Оп. 12. Д. 320. Л. 16; Социальная гигиена: Руководство для студентов-медиков. С. 318. .

Помимо этого, советская власть прославляла материнство и изображала деторождение естественной частью женской жизни, реализацией женщины. Статьи в советской прессе подчеркивали, какое счастье женщине приносят дети. Публиковался рассказ матери пятерых детей о том, как они ее любят. Другая статья рассказывала, как дети заботятся друг о друге, благодаря чему многодетность является преимуществом, а не бременем [541] Мартеновка. 1936. 1 мая; Работница и крестьянка. 1936. № 15. С. 5. См. также: Гигиена и здоровье. 1938. № 4. С. 6. . Подобные пропагандистские кампании, прославлявшие материнство, разворачивались по всему миру. Многие страны начали отмечать День матери, в том числе США, сделавшие его в 1914 году национальным праздником. Французское правительство награждало женщин, родивших пять, восемь или десять детей, соответственно бронзовыми, серебряными или золотыми медалями. Правительство нацистской Германии жаловало многодетным матерям Почетный крест немецкой матери и разрешило женщинам, рожавшим пятого ребенка, записывать видного национального деятеля крестным отцом младенца (впрочем, когда выяснилось, что они предпочитают называть Гинденбурга, а не Гитлера, программа была приостановлена) [542] Offen К. Body Politics. P. 138, 150; Pine L. Nazi Family Policy. Р. 96. .

Хотя советская кампания во славу материнства напоминала пропаганду повышения рождаемости в других странах, у нее было одно важнейшее отличие. Советское правительство поощряло женщин продолжать работать во время беременности и после родов — и ожидало этого от них. Чтобы гарантировать, что беременная женщина сможет найти работу вне дома и сохранит свое рабочее место, в октябре 1936 года Политбюро приняло закон, по которому отказ нанять беременную женщину на работу стал уголовным преступлением — как и снижение ее зарплаты [543] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 981. Л. 69. . Советское гендерное строительство подчеркивало двойную роль женщин — работниц и матерей — и отказывалось видеть какое-либо противоречие между этими ролями. А в Западной Европе в это же самое время многие чиновники и публицисты сетовали на феминизм и работу женщин вне дома, утверждая, что именно данные факторы виноваты в падении рождаемости. В начале 1920-х годов французский генерал Метро заявил: «Здесь слишком много женщин-машинисток и женщин-служащих и недостаточно много матерей семейств. С точки зрения фертильности немецкие матери победили французских; это первый реванш, который немцы взяли над Францией» [544] Offen К. Body Politics. P. 138. . Нацистские вожди тоже подчеркивали традиционные гендерные роли, и некоторые финансовые выплаты немецким роженицам были возможны лишь в том случае, если женщина отказывалась от оплачиваемой работы [545] Hoffmann D. L., Timm A. F. Utopian Biopolitics: Reproductive Policies, Gender Roles, and Sexuality in Nazi Germany and the Soviet Union // Beyond Totalitarianism. Р. 117. Столкнувшись после 1936 года с растущим дефицитом рабочей силы, нацистское руководство отменило это условие, чтобы привлечь женщин на работу. .

Стремясь повысить рождаемость, политические деятели во многих странах прославляли не только материнство, но и семью. Уже в XIX веке некоторые публицисты тревожились, что традиционная семья распадается. Влиятельный французский социолог Фредерик Ле Плей предупреждал, что урбанизация подорвала семью и взрастила разлагающие влияния: индивидуализм, социализм и феминизм. Идеалом он считал патриархальную деревенскую семью, отмечая повышенную плодовитость крестьянских семей, и предлагал юридические меры укрепления семьи. В условиях, когда французы беспокоились о рождаемости, а католические организации вели агитацию за семейные ценности, идеи Ле Плея находили отклик у многих политических деятелей и социальных мыслителей [546] Quine M. S. Population Politics in Twentieth-Century Europe. Р. 55–58. Уже в публицистике XIX века возникло противопоставление, которое сохранится и в межвоенный период: с одной стороны — бесплодный город, с другой — «естественное» плодородие сельской местности. См.: Horn D. G. Social Bodies. P. 98–99. . В межвоенный период по всей Европе политические деятели начали подчеркивать важность семьи для стабильности общества и могущества нации. Диктатура Салазара в Португалии и режим Франко в Испании стремились вернуть семье роль столпа общества [547] Quine M. S. Population Politics in Twentieth-Century Europe. Р. 86; Nash M. Pronatalism and Motherhood in Franco’s Spain. P. 160–166. . Нацистские деятели воспевали традиционную крестьянскую семью — преграду на пути современной раздробленности и отчуждения. Они отстаивали эссенциалистский взгляд на женщин как на матерей и, в противовес другим странам, предпочитали выплачивать семейные пособия не матерям, а отцам, констатируя, что «теперь мужчина не окажется в худшем материальном или моральном положении по сравнению с так называемым умным холостяком просто из-за того, что выполнил свой долг перед нацией» [548] Koonz С. Mothers in the Fatherland. P. 178; Bock G. Antinatalism, Maternity, and Paternity in National Socialist Racism // Maternity and Gender Policies. P. 243. .