Сабин Дюллен - Уплотнение границ

Но вернемся немного назад, чтобы на примере событий в Ямполе рассмотреть механизмы пограничного инцидента.

В 1925 году количество доказательств прямого участия польской армии и разведки в попытках проникнуть на советскую территорию выросло. Уже в январе Чичерин выразил протест по поводу вылазок на советскую территорию, которые совершали польские регулярные воинские части. Он потребовал от Варшавы официального ответа и создания двусторонней комиссии. Два параллельных расследования, опиравшихся на показания крестьян и пограничников, пришли к противоположным выводам. Советский меморандум от 31 января возлагал ответственность на польскую армию и подробно перечислял причиненный ущерб. В ответной ноте 10 февраля Варшава полностью отрицала польское вмешательство, объясняя события 4–5 января 1925 года отдельными актами бандитизма [439] Отчет о беседе с польским поверенным, 8 янв. 1925 г. // ДВП СССР. Т. 8. С. 27–30, 106–110. .

Всего несколько месяцев спустя, в июле 1925 года, новая серия пограничных инцидентов, произошедших в Ямполе, стала поводом для широкой антивоенной кампании и многочисленных дипломатических жестов в адрес Польши.

Советская версия событий сводилась к следующему. 28 июня к начальнику советской погранзаставы № 8, расположенной в районе Лепешовки, явились два польских офицера и стали добиваться немедленного освобождения задержанного накануне лейтенанта Мончинского. Заместитель начальника погранзаставы Бахлин ответил отказом, после чего польские части, согласно советской версии, «объявили войну» и открыли огонь. В нападении участвовали 2-й отряд 4-го пограничного батальона под командованием капитана Одчесняка, лейтенанта Охорика и подпоручика Озура (120 человек) и кавалерийский взвод 2-го эскадрона того же батальона под командованием капитана Михальского (20 человек). Советские пограничники были вынуждены отступить, после чего нападающие сожгли их казарму, захватили документы и оружие, включая пулемет. Во время перестрелки, продолжавшейся около получаса, Бахлин был ранен и избит. Два дня спустя, 1 июля, погранзастава № 8 подверглась новому получасовому обстрелу со стороны 40 польских пограничников, которые воспользовались этим, чтобы пересечь границу. 3 июля в 16:30 советский пограничник задержал по подозрению в шпионаже поручика Стефана Рондоманского, пытавшегося в гражданском платье пересечь границу. Речь шла о начальнике 2-го информационного бюро 1-й Виленской экспозитуры (отделения) 2-го отдела польского Генштаба. Польский пограничник, ставший свидетелем задержания, открыл огонь, что позволило группе из 7 человек пересечь границу. Во время перестрелки один из пограничников был тяжело ранен, но польским нарушителям пришлось покинуть советскую территорию [440] ДВП СССР. Т. 8. С. 438. .

Польская версия событий была иной. Каждый пограничный инцидент приводил к появлению двух противоречащих друг другу рапортов, опиравшихся на показания пограничников и местных жителей. Несмотря на псевдополицейскую точность, эти версии позволяли себе весьма вольное обращение с фактами. Одним из главных спорных вопросов была глубина проникновения на соседнюю территорию. В пограничных соглашениях проникновение более чем на 2 км рассматривалось как один из признаков его преднамеренного характера [441] Доказательствами преднамеренного пересечения границы считались также факт рецидива на том же участке и переход в составе группы из трех человек и более (см. различные соглашения, упомянутые в главе 2). . Не менее важным было наличие доказательств участия в нападении регулярных войск.

Советская сторона отказывалась видеть в ямпольских инцидентах проявление местных конфликтов между пограничниками, а главное, результат случайных пересечений границы в условиях, когда, несмотря на некоторые успехи в создании просек и дозорных дорог, линия границы еще оставалась слабо интегрированной в ландшафт. Хотя число убитых было небольшим (по одному с каждой стороны), стремление советской стороны увидеть в этих событиях преднамеренные действия польской армии и разведки превращало пограничный инцидент в доказательство существования у поляков широкого плана агрессии.

В этих условиях Чичерин направил 4 и 15 июля две ноты протеста польскому поверенному Кентжинскому. Помимо отправки комиссии для расследования, он требовал принять самые срочные меры с целью гарантировать нерушимость границы в будущем. Странное требование вывести с советской территории польские войска вызвало возмущенную реакцию польского поверенного, заявившего, что на территории СССР нет ни одного польского солдата!

Вслед за ямпольскими инцидентами в начале июля на Украине была развернута пропагандистская кампания, в центре которой стоял лозунг «Руки прочь от Советского Союза». В коллективных письмах протеста трудящиеся шумно клеймили польскую агрессию, направленную против «советской территории» и «наших погранзастав». На улицах Киева, Полтавы и Чернигова были расклеены бюллетени РОСТА в сопровождении телеграммы, сообщавшей о нападении на пограничников. Пролетариат требовал принятия решительных мер против провокаций, толкавших СССР на путь войны, и говорил о своей готовности по первому зову встать на защиту октябрьских завоеваний, а представители Красной армии и комсомола заявляли о своей решимости отразить атаки «польских панов».

Так в 1925 году пограничный инцидент стал отправной точкой для антивоенной кампании. Чтобы быть воспринятым всерьез, инцидент должен был включать то, что советские отчеты именовали «нарушением пограничного мира», то есть пересечение границы солдатами и офицерами соседнего государства.

Для урегулирования этих пограничных инцидентов были применены, казалось бы, уже опробованные раньше меры. Тем не менее они свидетельствовали об особом внимании, уделяемом отныне нерушимости границ. В Ямполе была образована смешанная паритетная комиссия [442] Во главе советской делегации, участвовавшей в работе комиссии, стоял Логановский // ДВП СССР. Т. 8. С. 443. , и 25 августа составлен протокол о ликвидации инцидентов [443] Там же. С. 502 . Еще до этого, 3 августа, с Польшей был подписан новый договор о разрешении пограничных конфликтов; он опирался на заключенное годом ранее аналогичное соглашение с Румынией [444] Там же. С. 464–467. . Согласно этому документу, в сложившейся ситуации не было ничего по-настоящему нового; как и в момент окончания войны, источником напряженности на границе был хронический бандитизм, характеризовавшийся вооруженными нападениями и грабежами. Для их предотвращения следовало ввести упрощенные двусторонние процедуры разрешения конфликтов на местном уровне, силами пограничников; это должно было, в частности, касаться выдачи виновных и выплаты компенсаций за причиненный ущерб [445] ДВП СССР. Т. 8. С. 257. .