Сабин Дюллен - Уплотнение границ

Напряженность в отношениях между дипломатами и пограничниками не была новостью. Можно сказать, что она естественным образом проистекала из противостояния между целями международного права и задачами обеспечения территориальной безопасности. Уже первые советские положения об охране границ, разработанные в 1923 и 1927 годах, создавали проблемы для дипломатов. В 1926 году А. В. Сабанин, заведующий экономическо-правовым отделом НКИД, был обеспокоен тем, как примирить принцип открытого моря с правилами досмотра судов в территориальных водах Советского Союза и правом преследования иностранных судов в открытом море [709] Мнение Экономическо-правового отдела НКИД, 20 нояб. 1926 г. // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 8. Д. 320. Л. 61. . При подготовке последующих положений об охране границ дипломаты всякий раз настаивали на том, чтобы запретить пограничникам применять оружие при задержании нарушителей, чтобы избежать дипломатических осложнений в случае стрельбы по чужой территории, ранения или убийства гражданина соседней страны.

Однако настоящие трудности для них начались с созданием запретной зоны и ужесточением законодательства, карающего за переход границы. Они сопровождались реформой визово-пропускного режима и пересмотром правил трансграничных перемещений в атмосфере болезненной подозрительности по отношению ко всем иностранцам.

Постановление от 17 сентября 1935 года предусматривало, что отныне выдача виз будет производиться в Москве по получении разрешения от НКВД. В результате этой реорганизации Наркоминдел потерял часть своих прерогатив. Желая дать понять, кто теперь хозяин, сотрудники Наркомата внутренних дел доходили до того, что отказывали поступавшим из НКИД и Наркомата внешней торговли просьбам разрешить остановку иностранцам, следовавшим транзитом. В качестве причины отказа неизменно называлась необходимость противодействовать иностранной разведке. В транзитных визах по тем же причинам автоматически отказывали выходцам из враждебных стран (Италии, Японии, Югославии, Болгарии, Венгрии, Албании), а также всем «социально подозрительным элементам» (офицерам, служителям культа, лицам, которым уже однажды отказывали в визе, иногда даже журналистам).

Посольства и консульства также лишались части прерогатив. Отныне их право выдавать местные визы было сведено к минимуму. Оно ограничивалось дипработниками и отдельными политическими деятелями [710] Правила выдачи местных виз иностранным гражданам органами НКИД, 15 сент. 1935 г., приложение к постановлению СНК // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 16а. Д. 1320. Л. 8–9. . Пытаясь опротестовать это решение, М. М. Литвинов задавался вопросом о том, кто и зачем поднял этот вопрос в ЦК. 5 марта 1936 года он звонил Ежову и требовал объяснений. По его мнению, эта мера противоречила «международным правилам вежливости». Отказ быстро выдать визу иностранцу, занимающему видный пост, был нарушением существующих обычаев и воспринимался как оскорбление. Ежов заверил его, что эта мера затронет только просьбы о выдаче виз, поступающие от коммунистических партий, профсоюзов, обществ по культурному обмену и МОПР [711] М. М. Литвинов – И. В. Сталину, 3 марта 1936 г., и М. М. Литвинов – Н. Н. Крестинскому, 7 марта 1936 г. // АВП РФ. Ф. 05. Оп. 16. Д. 114. Л. 1. .

На самом деле это было не так. Практика выдачи на месте виз торговым представителям и бизнесменам, направлявшимся в СССР с деловым визитом, была прекращена. Если их пребывание превышало 30 дней, они должны были зарегистрироваться в Наркомате внешней торговли и Наркомфине, подобно постоянным торговым представителям. Заметим, что 29 августа 1935 года в ходе подготовки постановления Н. Н. Крестинский (Наркоминдел) и Ш. З. Элиава (Наркомат внешней торговли) заявляли протест В. М. Молотову по поводу этого пункта, причем он был частично удовлетворен. Они подчеркивали невозможность применять эти меры в отношении турецких, иранских, афганских и синьцзянских коммерсантов, ведших торговлю в Закавказье и среднеазиатских республиках. Учитывая расстояния, состояние дорог и местные обычаи, они не могли уложиться в один месяц и не имели возможности каждый раз ждать разрешения из Москвы для ведения своих дел [712] ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 18a. Д. 1095. Л. 2. .

В конце концов на южных и азиатских границах СССР был установлен более гибкий визовый режим. В советской иерархии опасностей торговые связи и соседские отношения виделись особенно угрожающими на западных и дальневосточных границах. Если шпионы могли с равной вероятностью проникнуть через любые границы, в том числе южные, то военная угроза в этих регионах не рассматривалась всерьез. В результате советские посольства и консульства, находившиеся в сопредельных азиатских странах, сохранили право выдавать местные визы монгольским, афганским, китайским торговцам, их коллегам из Восточной Турции, монгольским рабочим, трудившимся на советских предприятиях в Сибири, а также тяжелобольным, нуждающимся в срочном лечении в санаториях Средней Азии и Кавказа. Выдача виз должна была проводиться на основе получения полной информации. Послы и консулы должны были знать имя врача, которому предстояло лечить соискателя визы, или предприятие, на котором рабочий собирался трудиться.

Несколько месяцев спустя, 5 мая 1936 года, Б. С. Стомоняков выступил перед Молотовым в защиту двух советских представительств – посольства в Варшаве и консульства в Карсе: НКВД обвинил их в игнорировании правил выдачи местных виз. Дело в том, что с начала 1920-х годов существовали конвенции об упрощенном пересечении границ для работников железных дорог, речного флота и почты [713] Соглашение о железных дорогах между РСФСР, Армянской ССР, Азербайджанской ССР и Грузинской ССР (9 июля 1922 г.); Соглашение о прямом железнодорожном сообщении между СССР и Польшей (24 апр. 1924 г.); Правила пересечения границы железнодорожными, почтовыми и другими служащими и пребывания на территории другой страны, подписывающей соглашение (приложение к советско-польскому протоколу от 26 июля 1934 г.). . Чтобы пересечь границу, им было достаточно подписанного консульством или посольством удостоверения личности с фотографией. Такая виза была действительна от 6 до 12 месяцев. Кроме того, на каждом стыковочном вокзале имелся список трансграничного персонала, и при пересечении границы машинисты и вспомогательный персонал расписывались в бортовом журнале. В тексте советско-польского договора 1934 года уточнялось, что такая виза действует только для проезда от границы до вокзала, без права выхода за пределы последнего. Считая такие гарантии безопасности достаточными, Стомоняков просил, чтобы из постановления о визах были исключены все перемещения, предусмотренные трансграничными договорами. Его проект подвергся критике со стороны заместителя наркома НКВД Г. Е. Прокофьева. Последний был готов согласиться с предложениями Стомонякова в отношении польских и турецких железнодорожников и почтовых служащих, но отказывался распространять выдачу местных виз на всех иностранцев, пересекающих границу в рамках договора о добрососедстве. Заместитель наркома иностранных дел возобновил попытки, грозя огромными трудностями в случае отказа от послаблений [714] ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 18a. Д. 871. Л. 8–24. .