Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Однако за этим мало что следовало, да и аудитории чувствовали неискренность. Как констатировал Половцов «отсутствие интереса к солдатской личности было слишком в Керенском ясно, а наряду с этим, когда какое-нибудь начальство предлагало «ура нашему Александру Федоровичу, он, очевидно, солдатское «ура» принимал за чистую монету в большей степени, чем какой-либо из российских самодержцев».

Особенно Керенскому не удавалось приветствие конного строя, как на плацу в Павловске: «Он взгромоздился на седло и, взяв в руки мундштучный повод с одной стороны и трензельный с другой, поехал по фронту, в то время как конюх следовал пешком у головы лошади, по времени давая ей направление, а другой бежал сзади, вероятно, с целью подобрать Керенского, если он свалится. Рожи казаков запасной Сводногвардейской сотни не оставили во мне никаких сомнений относительно впечатления, произведенного объездом» [1445] Половцов П. А. Дни затмения. С. 108, 109–110. .

Бывали откровенные провалы, факты которых любовно собрал генерал Гурко: «В Риге патриотические выступления Керенского были встречены насмешками, и тогда он перестал произносить речи. В одной из южных армий он приказал двум полкам собраться для встречи со своей особой… но в одном из полков отказались выходить на митинг. Посланный Керенским адъютант был встречен бранью… Керенский предпочел не появляться перед этим полком» [1446] Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. М., 2007. С. 366. .

Керенский говорил о долге, чести, дисциплине, повиновении, доверии к начальникам, необходимости наступления и победы. Но при этом Деникин подметил: «Страстная проповедь «новой сознательной железной революционной дисциплины», т. е. дисциплины, основанной на «декларации прав солдата» — дисциплины митингов, пропаганды, политической агитации, безвластия начальников и т. д. — эта проповедь находилась в непримиримом противоречии с призывом к победе» [1447] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. М., 2015. С. 472, 473. .

После появления Декларации прав солдата свои права решили защитить и офицеры. Не случайно офицерство начало организовываться для защиты своих интересов. Офицерские общества возникли во многих армиях и в крупных городах с первых дней революции. В середине апреля офицеры Ставки предложили создать общеармейский офицерский союз. Алексеев и Деникин поначалу идею отвергли, опасаясь внести еще больший раскол между офицерством и солдатами. Однако, получив информацию о планах Петросовета и Временного правительства созвать Всероссийский съезд офицеров, от которого можно было ожидать решений в социалистическом ключе, руководство Ставки постаралось их опередить. Седьмого мая в Могилеве был созван съезд, куда приехало около 300 делегатов, из них 230 — с фронта, которые должны были создать Союз офицеров армии и флота. «В этот день, — писал Деникин, — впервые, не в секретных заседаниях, не в доверительном письме, а открыто, на всю страну верховное командование сказало:

— Россия погибает» [1448] Там же. С. 427–429. .

Повестку задало выступление Алексеева на открытии съезда в городском театре:

— В этом громадная и заманчивая программа нашей деятельности: восстановить дисциплину; слить в единое целое то, что составляет русскую армию, то есть офицеров и солдат; перебросить сначала крепкие мостки, а потом засыпать совсем ту пропасть, которая разъединила офицера и солдата, и снова обратить их в прежнюю силу русского воинства [1449] Русские ведомости. 1917. 10 мая. № 104. .

Далее последовали 13 пленарных заседаний съезда. «Кто присутствовал на них, тот унес, вероятно, на всю жизнь неизгладимое впечатление от живой повести офицерской скорби… Уже все переболело: в сердце не было ни слез, ни жалоб… Офицерство, гонимое и бесправное, добросовестно разбиралось в своих грехах и перед лицом смертельной опасности, угрожавшей стране, забыв и простив все, искало нравственного очищения своей среды от «элементов вредных и не понимающих положения переживаемого момента» [1450] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 431, 432. .

Съезд раскололся, значительная часть делегатов была против создания чисто офицерской организации, поддерживая идею общевойскового союза, в который вошли бы также и солдаты. А Алексеев стал объектом для еще более жестких атак социалистической прессы.

Керенский появился в Могилеве на несколько часов 20 мая — по пути с Юго-Западного фронта. Выступил он и на офицерском съезде «Но на этот раз привычного взрыва экзальтации речь Керенского не вызвала. Участники съезда своим холодным приемом ясно продемонстрировали «вождю российской демократии», что их настроения мало совпадают с его политической линией» [1451] Ушаков А., Федюк В. Лавр Корнилов. М., 2006. С. 103. .

Керенский, как засвидетельствовал Деникин, «был полон впечатлений, отзывался с большой похвалой о Брусилове… Хотя в долгой беседе с генералом Алексеевым Керенский ни одним словом не обмолвился о предстоящих переменах, но по некоторой неловкости, которую проявлял его антураж, в Ставке поняли, что решения приняты… Действительно, в ночь на 22-е получена была телеграмма об увольнении генерала Алексеева от должности, с назначением в распоряжение Временного правительства и о замене его генералом Брусиловым… Старый вождь был потрясен до глубины души, и из глаз его потекли слезы… Генерал Алексеев потом в разговоре со мной обронил такую фразу:

— Пошляки! Рассчитали, как прислугу» [1452] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 475. .

Действительно, человек, добившийся отречения Николая II, рассчитывал на большую благосклонность новой власти. Князь Львов, отвечая на вопрос о причинах отставки, банально соврал:

— Генерал Алексеев на днях подал прошение об отставке. Свою просьбу генерал Алексеев мотивировал болезнью [1453] Биржевые ведомости. Вечерний выпуск. 1917. 23 мая. № 16245. .

Президиум офицерского съезда явился к Алексееву сказать последнее «прости». «Уход генерала Алексеева поразил всех своей неожиданностью, съезд встретил эту весть гробовым молчанием… В тот момент, когда генерал сказал: «может быть, скоро я буду частным лицом, я уже подал прошение об отставке, он заплакал. Слезы текли по лицам израненных офицеров», — отметил корреспондент «Нового времени». Ему же Алексеев сказал:

— Воодушевить речью массы легко, особенно такому популярному оратору, каким является военный министр. Но нужны тысячи ораторов, чтобы внедрить солдатской массе соотношения между ее правами и обязанностями. Горькая правда — это запачканность многих рук в офицерской крови. Поражает полное отсутствие долга перед Россией. Перед такими судорогами краснеет каждый русский, и кровь русских офицеров вопиет к небу [1454] Новое время. 1917. 24 мая. № 14784. .