Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

Что касается «общего мировосприятия» и «религиозных воззрений» Эберлинга, самым важным аспектом, видимо, была идея противоборства двух сил в мире: Бога и дьявола. «Бог самый могущественный», — сказал Эберлинг. Некоторые люди служат обеим силам, «например, когда выполняют Besprechen », практику, которую можно использовать во благо и во имя зла. «Бог испытывает людей, чтобы узнать, тащит ли их зло вниз, или они непоколебимы» [662] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Gutachte, March 21, 1955, pp. 51–53. . Как и Грёнинг, Эберлинг воспринимал Бога и дьявола как персонифицированных существ, ведущих поединок во всеобъемлющем постоянном режиме [663] Baumhauer, Johann Kruse , 250. . Дьявол может войти сквозь замочную скважину, сказал Эберлинг. Как и Грёнинг, он заявил, что может видеть , если люди злы. Они беспокойны и не могут спать по ночам, вот и встают лиходействовать. Целые семьи, целые деревни могут быть злыми; злые люди составляют своего рода армию дьявола на земле. Хотя «мы могли бы иметь рай на земле, если бы только все поладили», Эберлингу это казалось невероятным. «Если бы Иисус вернулся, люди снова распяли бы его» [664] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Gutachte, March 21, 1955, pp. 53–55. .

После месяца собеседований, вопросов, тестов, упражнений и рассказов Штёрринг и Фёлькель написали отчет. Личность Эберлинга они оценили как сложную. Он был «вежлив», но склонен доминировать в разговоре, хотя не имел, на их взгляд, «ясной нити рассуждений». Доктора отметили в нем «поразительное отсутствие способностей к критическому мышлению» [665] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Gutachte, March 21, 1955, pp. 62, 71. .

Как и полиция, впервые расследовавшая участие Эберлинга в подстрекательстве против Массенов, врачи не придали значения тому, что Эберлинг рассказал о пережитом при национал-социализме или после. Опираясь на свои медицинские и психиатрические инструменты, они предоставили своего рода информацию, но на обобщающем профессиональном жаргоне. Эберлинг мог бы быть практически любым человеком, из любого места и любого времени. Как заявили врачи, ему нужно было чувствовать себя значимым, чтобы замаскировать чувство неполноценности, чтобы искать причины любой неудачи или несчастного случая во внешнем мире, а не в себе самом. Мнения врачей часто были довольно сильно связаны с их собственными, по всей видимости более высокими, культурными ценностями. Они сосредоточились на непохожести Эберлинга на других: он находится в тисках «суеверия» и происходит из «примитивного» места. Он «анахронизм», по каким-то причинам застрявший на «более ранней психодуховной стадии человечества». Как ребенок, продолжали они, Эберлинг «проецировал во внешний мир чувство сверхъестественного и таинственного, а также тревогу, связанную с болезнями, смертью и стихийными бедствиями» [666] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Gutachte, March 21, 1955, p. 75. .

Эти диагнозы, безусловно, выдавали предубеждения, связанные с классовым неравенством и социальным положением. Однако более важно то, что они не придавали совершенно никакого значения — не говоря уже о поиске какого-то смысла — откровениям Эберлинга, что политическое и социальное сопротивление может быть частью местных трений, в которых он участвовал [667] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Gutachte, March 21, 1955, p. 80. . Врачи ни разу не задумались о том, что его карьерный рост мог быть ограничен бывшими нацистами, врагами его самого и его отца, то есть социал-демократов. Они ни разу не спросили, была ли эта вражда связана с арестом в 1936 г. за то, что он занимался целительством. С учетом осторожного отношения к теме Третьего рейха в 1950-е гг., избегание этой линии расспросов в каком-то смысле неудивительно, да и психиатрия обычно претендует на звание универсальной науки. Однако этот эпизод вписывается и в более крупный послевоенный паттерн: замалчивание определенных уродливых фактов ради более широких, менее травматичных обобщений.

Так случилось, что один из докторов, обследовавших Эберлинга, доктор Штёрринг, незадолго до этого издал книгу. В ней он рассмотрел случай шизофреника Пауля Д. В середине 1930-х гг. у Пауля Д. стали появляться идеи, навлекшие на него неприятности. Его преследует СА, заявил он, и Гитлер, которого он идентифицировал как «дьявола» и «врага». Гитлер, по его мнению, ополчился на него. Многие слышали, как Пауль Д. кричит «Умри, Гитлер!» у себя дома и рядом с ним. В 1936 г. государство стерилизовало Пауля Д., а через три года ему был поставлен диагноз dementia paranoides — параноидная деменция [668] G. E. Störring, Besinnung und Bewusstsein: Persönlichkeitsaufbau und Persönlichkeitszerfall aus psychologisch- p ädagogischer, soziologischer und psychiatrischer Sicht ( Stuttgart: Georg Thieme Vlg., 1953), 91–94. .

По мнению Штёрринга (что и было истинной причиной рассмотрения этого случая в его книге), пока кто-то строго ограничивал разговоры с Паулем Д. «исключительно фактами и предлагал темы для обсуждения с неукоснительными инструкциями ее придерживаться», его «шизофренические бредовые идеи… были практически незаметны». Например, если Паулю предоставлялась возможность говорить о банальностях вроде времен года или видов транспорта, Пауль о них и рассуждал. Если его просили составить предложение из группы слов (кошка, мышь, погреб) — как Штёрринг и Фёлькель предлагали Эберлингу, — Пауль составлял: «Кошка побежала в погреб следом за мышью». Штёррингу понравился случай Пауля Д., поскольку помог ему разработать теорию мышления больных шизофренией. Он был уверен, что сознание Пауля проявляло «дефекты», лишь когда его просили «высказать личную позицию» по какой-то теме. Вопросы о голых фактах в его сфере знания не «подрывали» ход мыслей Пауля [669] Störring, Besinnung , 97, 99, 100. .

Несмотря на возможную ценность аргумента Штёрринга для изучения шизофрении, сегодня кажется поразительной постановка диагноза «паранойя» мужчине, принудительно стерилизованному при Третьем рейхе. Даже если этому человеку, строго говоря, мерещилось, что Гитлер его преследует, он был стерилизован под давлением, которому, скорее всего, не мог противостоять, в условиях власти, которую представлял и воплощал Гитлер. Иными словами, важен контекст. Психиатрические диагнозы ставятся в определенном времени и пространстве; на них влияют меняющиеся культурные и политические условия, представления о собственном «я», меняющиеся социальные нормы, то, что мы считаем естественным или реальным. Поведение имеет социальные смыслы, и эти смыслы меняются. Сам Штёрринг, похоже, допускал нечто подобное. Я убежден, писал он, что многие случаи «недопонимания по поводу… экзистенциальных вопросов» возникают, если люди не уделяют достаточного внимания сложным различиям «социальных, социально-этических, религиозных и эстетических ценностей» [670] Störring, Besinnung , 102. .