Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

Размышляя о растущем числе обвинений в колдовстве в 1950-е гг., доктора, судьи и пресса по большей части низводили их до проявления деревенской примитивности и отсутствия знаний. По высокомерному заявлению Der Spiegel в 1951 г., изоляция сельчан — в горах, на пустошах, в болотистых низинах — сделала их жертвами «аферистов» и «кровосмешения» [694] «Bis das Blut kommt», Der Spiegel 14, April 4, 1951, p. 10. . Общественность согласилась: страх перед ведьмами представляет собой «великий закат культуры», как высказался один мужчина в письме властям Нижней Саксонии в 1955 г. [695] HH, Nds. 401, Acc. 112/83, Nr. 564, p. 8. An den Herrn Kulturminister in Niedersachsen, September 12, 1955. Другие наблюдатели видели в этом страхе разве что живописный фольклорный реликт — безобидный, поскольку вневременный, «традиционный» и бытующий, по их убеждению, лишь в некоторых местах, не слишком им интересных.

Но, как свидетельствует эта книга, нарастание количества обвинений в колдовстве невозможно объяснить суевериями, которые расцениваются как «вневременные». Напротив, в нем следует видеть результат определенного сочетания социальных условий после 1945 г. — серьезных противоречий, унаследованных от нацистской эпохи и сохранившихся до 1950-х гг., особенно в маленьких общинах, где все друг друга знают. В таких местах колдовство служило языком социального конфликта.

У нас есть историческая перспектива, которую обеспечили временнáя дистанция длиною в несколько десятилетий и многочисленные архивные и вторичные исследования. То, что очевидно нам, совершенно не было очевидным для живших в то время. Тем не менее по крайней мере один человек, уроженец того же региона, что и Эберлинг, все-таки увидел в росте числа обвинений в колдовстве социальную проблему, связанную с прошлым. Он действительно рассматривал эти обвинения именно как социальную проблему своей эпохи. Звали этого человека Иоганн Крузе, он был школьным учителем на пенсии. С его точки зрения, самым важным и самым пугающим во внезапном всплеске обвинений в колдовстве было то, что они перекликались с более ранней «охотой на ведьм», а именно с преследованием евреев, достигшим кульминации в холокосте. На протяжении 1950–60-х гг. он активно выступал в защиту тех, кого оговорили как ведьм, и неозвученным подтекстом всей его работы был холокост.

В условиях повсеместного для той эпохи тревожного молчания о нацистском прошлом и, главное, нацистском геноциде это сделало Крузе аутсайдером. Вдобавок он становился упорным, хотя и неожиданным, главным участником. У него была привычка внезапно появляться практически везде, где всплывали обвинения в колдовстве. В апреле 1951 г. Крузе присутствовал в зале суда на первом «процессе о ведьмах», получившем общенациональное освещение в прессе [696] Karl-Heinz Christiansen, «Hexenspuk in Heidedorf», газета не указана, 18 апреля 1951 г., вырезка в: HH, ZGS 2.2, Nr. 247. . Он посоветовал Клаусу (бывшему мэру, обвиненному Эберлингом) подать жалобу против «ведьмогонителя», о котором уже был наслышан после проблем Эберлинга с законом в 1930-х гг. [697] Baumhauer, Johann Kruse , 214–15. Крузе громко и публично высказал возмущение решением Верховного суда, снявшего с Эберлинга обвинения и объявившего последнего «оторванным от местных реалий», а также призвал «сурово» наказать Эберлинга за его злодеяния [698] LSH, Abt. 351, Nr. 1130, вырезка из Schleswig — Holstein Volkszeitung , December 1, 1955. . (Ответ, данный Эберлингом в отношении Крузе в прессе, заслуживает упоминания: «Тем, кто хочет сделать меня всеобщей мишенью и затравить», было бы полезнее направить свою энергию против «тех, кто измышляет и создает оружие, чтобы убивать людей целыми группами». «По-настоящему опасное суеверие», заявил Эберлинг, состоит в том, что распространение атомного оружия может «считаться нормальным и бесповоротным».) [699] «Eberling antwortet Kruse: Mich haben die Menschen gerufen!» Schleswig-Holstein Volkszeitung, December 8, 1955. Вырезка находится в: LSH, Abt. 351, Nr. 1130. Крузе знал обвинителей и обвиняемых, легко шел на контакт с прессой, чтобы иметь возможность рассказать все, что ему известно о конкретных случаях и в целом о феномене поиска ведьм, и охотно высказывал мнение по этой теме любому, кто готов слушать. Крузе настолько прославился как обладатель специального знания по вопросам колдовства, что некоторые люди расценивали его борьбу как свидетельство того, что он сам, должно быть, очень сильный колдун [700] Karin Lieven, «Die Hexen sind unter uns», [Münchner] Merkur am Sonntag, February 16–17, 1963. Clipping in EZA 180/44; Thomas Hauschild, «Hexen in Deutschland», in Der Wissenschaftler und das Irrationale , Band 1, Hans P. Duerr, ed. (Frankfurt: Syndikat, 1982), 556. .

На протяжении 1950-х гг. Крузе стал «дежурным» экспертом по ведьмовским верованиям и судам, иногда следовавшим за обвинениями в колдовстве. Он написал так много писем правительственным чиновникам, что они знали его по имени. Постепенно усилия эксперта заставили законотворцев и полицию заняться организацией встреч для обсуждения распространенных в народе страхов перед ведьмами, опираясь на предоставляемые Крузе данные. Его имя мелькало в газетных заголовках, а изыскания этого знатока обсуждались на «Радио Западной Германии» и цитировались активистами, противниками суеверий, в обеих Германиях. Он повсюду выступал с лекциями, упоминался в американских газетах, делился информацией с амстердамским профессором, работавшим в сфере психологии масс, его цитировал датский фольклорист на международной этнографической конференции в Москве.

С точки зрения Крузе, хотя волна страха перед ведьмами, захлестнувшая Западную Германию в начале и середине 1950-х гг., действительно представляла собой вспышку иррационализма, главная опасность такой боязни заключалась в другом. Намного более зловещим было то, что подобные страхи провоцировали поиск врагов — превращали некоторых членов общества в аутсайдеров, а затем побуждали остальных с подозрением следить за этими «другими», теперь считающимися причиной их всевозможных несчастий. Тем самым, полагал он, страх колдовства отчетливо напоминает превращение в козла отпущения и преследование еврейского населения в нацистской Германии. Однако табуирование обсуждения этой слишком недавней истории в 1950-х гг. было настолько сильным, что Крузе упоминал о таком сходстве лишь вскользь или не напрямую.

В результате, несмотря на привлеченное внимание, общественность и соответствующие власти оставались по большей части невосприимчивы к упоминанию о какой бы то ни было подспудной социальной опасности страха перед ведьмами — они продолжали объяснять подобный страх некими неопределенными деревенскими интригами и «стародавними» суевериями. Одни официальные лица утверждали, что Крузе (а также пресса) раздувает проблему. Другие говорили, что считают упоминаемую проблему слишком чуждой, слишком далекой от их круга знаний, чтобы сколько-нибудь в ней разбираться. Какая ирония! Ведь совсем недавно немцы из всех уголков страны — не только предположительно «непросвещенных» глухих деревень, но и каждого городского центра — были готовы приписывать своим соседям-евреям буквально любое зло, существующее в мире. Опять-таки, возможно, в этом-то и заключалась цель — отвернуться в молчании и притворном непонимании.