Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

Иоганн Крузе родился в 1889 г., когда в преимущественно аграрном Дитмаршене, родном и для Эберлинга, наступила эпоха необычайных перемен. Появление удобрений, новейших технологий в сельскохозяйственном оборудовании и нововведения в животноводстве сделали революцию в фермерстве [701] Otto-Morris, Rebellion in the Province , 19. . Каналы и железные дороги все плотнее соединяли регион с внешним миром. Поскольку это привлекало сюда рабочих, строивших каналы, мосты и железные дороги, Дитмаршен становился все более урбанизированным. Преобразования нашли отклик в душе Крузе. Он с молодых лет увлекся политической жизнью рабочего класса и позднее вступил в Социал-демократическую партию. У него выработалась прочная ориентация на социальную справедливость — еще в юности возникло желание помогать угнетенным и тем, чей голос никто не слышал. В 1920-х гг. он даже опубликовал роман-агитку «Позор нашего времени» об эксплуатации рабочих, строивших дамбы на немецком побережье Северного моря.

Хотя Крузе еще в 1920-е гг. сохранял принадлежность к своей местной лютеранской церкви, на него сильно влияло и вольнодумство — особенно монистическая философия Эрнста Геккеля, великого биолога, способствовавшего продвижению идей Чарльза Дарвина в Германии. Монизм, постулирующий единство всех вещей во Вселенной, являлся почти эрзац-религией для многих вольнодумцев в Германии начала XX в. Выучившись на школьного преподавателя и немного попутешествовав, Крузе стал солдатом Первой мировой войны — этот опыт превратил его в пацифиста на всю оставшуюся жизнь. Революция, покончившая с войной в 1918 г., сделала его глубоко убежденным сторонником новой Веймарской республики. После войны у него произошли неприятные стычки с местным пастором, которого Крузе считал более заинтересованным в националистической агитации, чем в проповеди христианского милосердия. Этот конфликт подтолкнул его к разрыву с Церковью в 1926 г. Он переехал в промышленную Альтону возле Гамбурга, традиционно с наиболее толерантным и вольномыслящим населением во всей Германии [702] Joachim Whaley, Religious Toleration and Social Change in Hamburg, 1529–1819 (London: Cambridge University Press, 1985), 146. .

На протяжении большей части жизни Крузе мотивировали установки антимилитаризма, умеренного социалистического интернационализма и научного просвещения, тем не менее некоторые люди обвиняли его в склонности к паранойе. Потенциальные источники этой черты личности нетрудно обнаружить, если вспомнить, в какие он жил времена. Крузе стал непосредственным свидетелем ряда худших проявлений XX в. — войны, разгрома, экономического кризиса и фашистского террора. Он видел, как рабочие и фермеры в его регионе из социалистов образца 1919 г. одними из первых превратились в самых убежденных нацистов. Он видел, как сгущаются тени, когда красно-черно-золотые флаги социал-демократов, которые когда-то вывешивались из окон Альтоны, сменились красными коммунистическими, а затем черными нацистскими, и Церковь с энтузиазмом приняла фашизм. Он видел, как его брата и сына забирает гестапо, главным образом за отказ закрыть глаза на махинации местной партии. В частности, его брат выступил против партийного лидера, обогатившегося на присвоении общественной земли [703] Baumhauer, Johann Kruse , 47–48, 63. .

Однажды Крузе описал поведение людей, сопровождавшее захват власти нацистами. «Неожиданно, в одночасье, — писал он, — в нашем квартале, как и во всей Германии, распространились невежество, чванство и тупость. Правили вероломство и злоба, и каждый, кто не хотел подчиняться, становился объектом позорных интриг и более или менее открытых угроз». При нацистах Крузе пришлось менять школу за школой, поскольку он демонстрировал слишком мало пыла в отношении НСДАП и ее организаций, таких как гитлерюгенд [704] Baumhauer , Johann Kruse , 61. . В Третьем рейхе слово «паранойя» вполне могло служить синонимом понятия «обычный здравый смысл».

Возможно, однако, что корни беспокойства Крузе уходили еще глубже. Когда он был ребенком, к его матери пришла крайне несчастная жена работника. Похоже, соседки заподозрили ее в колдовстве [705] Baumhauer, Johann Kruse , 25. . Эти впечатления надолго запомнились Крузе. Антисемитизм, обострившийся после Первой мировой войны, начал отравлять социальную жизнь — в Шлезвиг-Гольштейне, с его крохотной долей еврейского населения, он оказался даже сильнее, чем в других регионах [706] Bettina Goldberg, Abseits der Metropolen: Die jüdische Minderheit in Schleswig-Holstein (Neumünster: Wachholtz Vlg., 2011), отмечает, что лишь около 2000 евреев жили в Шлезвиг-Гольштейне до 1933 г., большинство— в более крупных городах, Киле и Любеке. Ulrich Lange, ed., Geschichte Schleswig-Holsteins: Von den Anfängen bis zur Gegenwart (Neumünster: Wachholtz, 1996), 549, приводит большее число: 4152. Расхождение может объясняться тем, что Ланге включает регион Гамбурга Альтону, входившую в Шлезвиг-Гольштейн до 1937 г. . Крузе пришел к убеждению, что распространенный ужас перед ведьмами и неприятие евреев связаны между собой. В 1923 г., задолго до того, как нацисты стали чем-то бóльшим, чем просто крайне правый полюс политической жизни Германии, Крузе написал: «Если на ферме заболевает или гибнет скот, дети в семье плохо растут или фермеру нет удачи в делах, он недолго ищет… причины своих несчастий, поскольку иначе ему пришлось бы неприятно осознать собственную неумелость и халатность. Чтобы избежать таких мыслей, легче всего… заподозрить, что кто-то, из ревности или желания отомстить, использовал колдовство и навлек на него невезение». В 1920-х гг. Крузе наблюдал, как его сограждане все больше «перекладывают вину на кого-то другого». Он был убежден: это связано с тем, что он называл Judenhetze , или «травля евреев» [707] Kruse, Hexenwahn in der Gegenwart (Leipzig, 1923), 43. Цит. в: Christoph Daxelmüller, «Vorwort», in Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens (hereafter: HDA), ed. Hanns-Bächtold-Stäubli (Berlin: De Gruyter, 2000), 25. . Крузе распознал эту проблему и видел, как она обретает очертания, задолго до того, как можно было даже помыслить о первом бойкоте евреев в Германии, не говоря уже о строительстве первых концентрационных лагерей или проведении облав и депортаций. То, что он осознал уже в 1920-х гг., было проявляющейся мощной закономерностью: если что-то пошло не так, ищи виноватых. Если люди спрашивали: «Почему это случилось со мной?» — в ответ слишком часто звучало: «Это все из-за них».

В Германии же после Первой мировой войны «шло не так» очень многое: гибель миллионов молодых людей, последствия проигрыша в войне и краха империи, политическая нестабильность, гиперинфляция, уничтожившая многолетние скрупулезные накопления, за которой всего через несколько лет последовал полный экономический коллапс. Гораздо яснее, чем многие сограждане, Крузе понимал низменное желание обвинить кого-то в своем несчастье, вместо того чтобы сделать попытку разобраться в его подлинных причинах. Те, кто боялся колдовства, страшились скрытого зла, таинственных сговоров и демонических союзов. Антисемиты также настаивали, что за любой проблемой, любой травмой, любой утратой тайно стоят евреи. Они верили, что евреи имеют влияние, совершенно не соответствующее их относительной численности в немецком обществе, что это влияние обеспечивается международным заговором, который безжалостно и скрытно контролирует рычаги мировой власти. Обвинения в колдовстве и «травля евреев» не только действовали одинаково, перекладывая вину на «других» — с виду безобидных, но втайне действующих заодно со злодейскими силами, господствующими над миром, — у этих двух воззрений было и структурное сходство.