Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

В этом царстве зла нет места для мирной жизни и добрых чувств. Здесь враждуют все со всеми, и каждый думает лишь о том, как бы перехитрить и одолеть другого. Лишь изредка хитрость служит для самозащиты (крестьянину – против скворцов, Бабрий, 33; ящерице – против змеи, Федр, А, 23); обычно это – орудие нападения. Иногда хитрость оказывается удачной: сова обманывает цикаду (Федр, III, 16), собака – собаку (Федр, I, 19), лиса обманывает ворона, козла, оленя (Федр, I, 13; IV, 19; Бабрий, 77, 95), кошка – орлицу и свинью (Федр, II, 4), лев – всех зверей, кроме лисы (Бабрий, 103). Иногда хитрость разоблачается: мышь разгадывает хитрость ласки (Федр, IV, 2), петух – кошки (Бабрий, 17), птичка – лисы (Федр, А, 30), собака – крокодилов (Федр, I, 25), бык – льва (Бабрий, 97); иногда даже наказывается, но непременно наказывается встречной хитростью: так, погонщик перехитрил осла (Бабрий, 111), осел – волка (Бабрий, 122), аист – лису (Федр, I, 26). Если кто-нибудь в баснях и оказывается неспособным к хитрости, то не потому, что он честен, а потому, что он глуп: глупы те собаки, которые лопнули, выпивая реку (Федр, I, 20), и те собаки, которые весьма своеобразно готовились предстать перед Юпитером (Федр, IV, 19); глупа змея, грызущая напильник (Федр, IV, 8); глуп осел, насмехающийся над вепрем (Федр, I, 29); глупы женщины, которых Меркурий наказал исполнением их нелепых желаний (Федр, А, 3). Хитрость и глупость – таковы два полюса нравственного мира басен.

Как же должен вести себя в этом мире тот разумный человек, к которому обращает свои поучения басня? Он должен одинаково сторониться обеих крайностей: быть умным без хитрости и честным без глупости. Его путь – золотая середина. Проповедь золотой середины заключается в баснях о верблюде, который предпочитал подъему и спуску ровный путь (Бабрий, 8); о старухе и девице, которые, на разный лад выщипывая волосы любовнику, сделали его лысым (Бабрий, 22; у Федра, II, 2, мораль иная); о вдове, которая стригла овцу так коротко, что кровью портила шерсть (Бабрий, 51). Но держаться золотой середины трудно: трудно найти единственный истинный путь среди тысячи ложных. Поэтому нужно прежде всего уметь отличать истинное от ложного, уметь распознать сущность предмета независимо от вида, который он принимает. «Нельзя судить о сущности по внешности» – одна из любимых басенных тем. Уроды бывают достойными людьми, а красавцы – негодяями (Федр, III, 4); добрый нрав возмещает безобразие, а дурной нрав портит красоту (Федр, III, 8); оленя спасают тонкие ноги и губят пышные рога (Федр, I, 12; Бабрий, 43). Иногда басня показывает, что за дурной внешностью бывает скрыто хорошее (Федр, III, 11; V, 1; А, 8), но гораздо чаще – что за пышной внешностью скрыто ничтожество: гора рождает мышь (Федр, IV, 24); трагическая маска величава, но мозгу в ней нет (Федр, I, 7); павлин наряднее журавля, но не в силах летать, как он (Бабрий, 65); козы не делаются козлами, получив бороды (Федр, IV, 17); осел остается ослом и в львиной шкуре (Бабрий, 139), а голодному коню не легче оттого, что конюх его чистит и причесывает (Бабрий, 83). Особенно частый случай расхождения между видом и сутью – расхождение между словами и делами. Добрыми словами прикрывают лицемеры дурные дела (Федр, I, 22; Бабрий, 27) и дурные умыслы (Бабрий, 48, 87; ср.: Федр, А, 17; Бабрий, 121); бранью и угрозами сыплют трусы, находясь в безопасности (Бабрий, 91, 96); красивыми отговорками прикрывают свое незавидное положение лиса в винограднике (Федр, IV, 3; Бабрий, 19), мышь в горшке (Бабрий, 60), собака, выброшенная из кухни (Бабрий, 42); заносчивы на словах и ничтожны на деле тщеславный комар (Бабрий, 84), муха (Федр, III, 6; IV, 25), осел на охоте (Федр, III, 11), обезьяна, чванящаяся мнимыми предками (Бабрий, 81). И все же слова никогда не заменят дел: отговорки не помогут пастуху, сломавшему рог козе (Федр, А, 22; Бабрий, 3), а крестьянин прогонит, наконец, журавлей лишь тогда, когда перейдет от угроз к ударам (Бабрий, 26).

Чтобы за всеми этими прикрасами распознать истинную сущность предметов, следует смотреть на вещи трезво и беспристрастно. А для этого первое условие: нельзя ослеплять себя страстями, которые вводят человека в заблуждение и губят. Самая опасная страсть – алчность: алчность губит собаку, погнавшуюся за отражением мяса (Федр, I, 4; Бабрий, 79), собаку, сдохшую над сокровищем (Федр, I, 27), крестьянина, который зарезал курицу, несшую золотые яйца (Бабрий, 123), во́рона, жившего святотатством (Бабрий, 78), пастуха, который хотел заманить диких коз в свое стадо (Бабрий, 45), объевшуюся лису (Бабрий, 86), объевшегося мальчика (Бабрий, 34); о пагубности алчности говорит от своего лица Федр в басне V, 4. Другая опаснейшая страсть – тщеславие: оно погубило возгордившегося победой петушка (Бабрий, 5), ввело в нелепое заблуждение флейтиста (Федр, V, 7), ослепляет сочинителя (Федр, А, 7) и атлета (Федр, А, 11). Пагубны и другие страсти: жажда мести заставила крестьянина выжечь собственное поле (Бабрий, 11), а коня – подчиниться человеку (Федр, IV, 4); безмерная любовь обезьяны-матери к детенышам не только ослепляет мать (Бабрий, 35), но и губит детеныша (Бабрий, 56), а любовь льва к девушке доводит его до гибели (Бабрий, 98); и, наконец, любопытство человека, выпустившего на волю блага, заключенные в бочке Зевса (Бабрий, 58), принесло горе всему человеческому роду.

Когда человек научится таким образом правильно видеть мир, понимать его и судить о нем, тогда для него станет ясным и основной принцип собственного жизненного поведения. Если зло господствует в мире повсюду как среди простых, так и среди важных людей, если преимущества важных и больших людей сплошь и рядом оказываются лишь мнимыми, а не действительными, если достижение этих преимуществ непременно сопряжено с игрой ослепляющих страстей и с участием в опасной борьбе между хитростью и глупостью, то из этого следует естественный вывод: человек должен удовольствоваться своим уделом и не стремиться ни к какому другому. У каждого есть свое место в жизни, которое он не должен покидать. Это утверждено богами и судьбой (Fatorum arbitrio partes sunt vobis datae, – говорит Юнона павлину у Федра III, 18, 10); может быть, все могло бы быть устроено и иначе, но раз установленный порядок вещей ненарушим (Федр, А, 2, 13–15). Это утверждено самой природой: ласка не в силах быть человеком (Бабрий, 32), волк – львом (Бабрий, 101), галка не может вести себя как орел (Бабрий, 137), осел – как обезьяна или собачка (Бабрий, 125 и 129), павлин не запоет по-соловьиному (Федр, IV, 18) и т. д. (ср.: Федр, А, 9; Бабрий, 73, 115, 109). Поэтому те, кто мал и слаб, не должны посягать ни на что несовместное со своим положением: тщетно пытается галка стать царем птиц (Бабрий, 72), собака – присвоить царские сокровища (Федр, I, 27), рак – выступить примирителем дельфинов и акул (Бабрий, 39), осел – переложить на чужие плечи опостылевшую ношу (Бабрий, 55), и даже бог Аполлон оказывается маленьким и смешным, когда необдуманно вызывает на состязание Зевса (Бабрий, 68). Даже мысленно не следует возноситься выше своей доли: лопнули возгордившиеся лягушка (Федр, I, 24) и ящерица (Бабрий, 41); гаснет самонадеянный светильник (Бабрий, 114); гордыня вовлекает государства в жестокие войны (Бабрий, 70). Скромная доля не хуже, а во многом даже и лучше, чем жизнь богатых и знатных, – маленький человек лишен некоторых жизненных благ, зато он избегает многих опасностей, грозящих большим людям: в битве мышей с ласками полководцы гибнут, а простые мыши остаются целы (Федр, IV, 6; Бабрий, 31); из рыбачьей сети мелкие рыбы уходят, а большие не могут (Бабрий, 4); тростник и ежевика меньше страдают от бурь и топоров, чем сосна и дуб (Бабрий, 36, 64); праздный теленок кончает свои дни хуже, чем рабочий бык (Бабрий, 37); полевой мыши живется спокойнее, чем городской (Бабрий, 108), а мулу, нагруженному зерном, – спокойнее, чем мулу, нагруженному золотом (Федр, II, 7). Иногда малый даже оказывается сильнее большого: лисица отбивает у орла своих детенышей (Федр, I, 28); одна мышь безнаказанно нападает на быка (Бабрий, 112), другая выручает из беды самого льва (Бабрий, 107).