Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Однако Бисмарк был резким противником изменения статус-кво в польском вопросе. Не сомнительные преимущества обладания новыми польскими землями, но уже назревшее решение многовекового германского вопроса волновало его более. Любое территориальное изменение в Восточной Европе вызвало бы огромный международный резонанс, в котором так необходимые для Пруссии внутренние силы были бы попросту растрачены. Как неоднократно перед депутатами прусского парламента, так и теперь перед депутатами Северогерманского рейхстага Бисмарк красноречиво выступал о необходимости сохранения статус-кво в польском вопросе и укреплении внутренних связей уже входивших в состав Северогерманского союза польских территорий с собственно германскими землями [1584].

В начале осени 1867 г. европейскую напряженность обострили слухи о неких политических договоренностях между Францией, Австрией, Италией [1585]и Англией [1586]. Такой диалог западных держав был направлен против России и Пруссии, состоявших в тесном альянсе друг с другом [1587], как продолжала утверждать выбравшая осенью 1867 г. враждебный по отношению к России тон [1588]австрийская пресса. Более объективной, правда, кажется точка зрения Горчакова, высказанная им в письме императору 18 сентября. Анализируя смелые планы европейских держав на Востоке, подчеркивая, что даже Пруссия, не имеющая прямых интересов на Востоке, могла оказать России поддержку лишь на дипломатическом поприще, Горчаков приходил к выводу: «Хотя в системе генеральной политики мы не изолированы, мы одни на Востоке, кто всерьез отстаивает благо христиан» [1589].

Чтобы сбить военную риторику, Бисмарк в разговорах с австрийским посланником в Берлине Вимпфеном [1590]пытался успокоить Вену в том, что поводов для беспокойства относительно угрозы войны, тем более войны на двух фронтах, у Австрии не должно было быть. Он уверял Вимпфена, что Северогерманский союз не имеет ни малейшей территориальной претензии к Австрии, поскольку он уже достиг своей задачи. Перспективу же возбуждения венгерской проблемы Бисмарк называл вынужденной мерой лишь в том случае, если Австрия решится на крайние меры и вступит в тесные отношения с Францией. Бисмарк просил Вимпфена передать в Вену, что со стороны России Австрии в восточном вопросе также ничего не угрожает, поскольку, по его мнению, «она на данный момент не в состоянии проводить там решительную политику». В итоге он высказал свое убеждение: «Будут Пруссия и Австрия едины, возможные угрозы со стороны Франции отпадут сами собой, а что же касается опасности, которые могли бы угрожать <���Австрийской> империи со стороны России, это была бы уже наша задача успокоить ее». В это время в германских СМИ даже появились слухи о возможной скорой встрече Вильгельма I и Франца-Иосифа I в Бадене [1591], а Вена с ноября 1867 г. стала даже предпринимать меры, направленные на «преодоление или, по меньшей мере, разрядку напряжения в отношениях между Россией и Австрией» [1592].

В условиях мощной антиавстрийской риторики в российском общественном мнении [1593]Бисмарк полагал, что Петербургу следовало бы предпринять активные шаги для предотвращения складывания опасного для Пруссии и России австро-французского альянса. По его мнению, «в случае конфликта между Пруссией и Францией Австрия в союзе с последней повернула бы острие своей политики не против Германии, но против России» [1594].

В предписаниях 14 октября [1595]и 22 ноября [1596]Бисмарк рекомендовал Ройсу предостерегать петербургский кабинет от доверительного отношения к французской политике, которая порицала турецкие бесчинства на Крите лишь официально, в то время как на самом деле в тайне их поддерживала. Это негативно воспринималось в российской столице [1597], особенно на фоне периодически поступающих сведений о заключении между Австрией и Францией некоего письменного договора [1598], чего опасались в Берлине и на что с равнодушием взирали в Петербурге [1599]. Горчаков был «рассержен на Францию» [1600].

К этому также добавлялся и личностный аспект. В Петербурге считали, что Франция в лице Наполеона III все достижения и успехи в деле урегулирования восточного вопроса приписывала себе [1601]. И это, по словам Ройса, «чрезвычайно злило князя» [1602]. В начале ноября 1867 г. между князем Горчаковым и французским послом в России Ш. де Тайлераном-Перигором состоялся даже серьезный разговор. В ходе этой встречи французская сторона просила разъяснений в связи с вышедшей в 287 номере газеты «Голос» от 17/ 29 октября статьей, в которой содержались «очень резкие выпады как в сторону итальянской политики императора Наполеона, так и в адрес непосредственно самой личности <���императора>», что российский министр мастерски парировал, деликатно отклонив все претензии французского посла [1603]. Петербург продолжал критиковать методы и цели французского международного курса [1604]. «Неопределенность французской политики не внушала большого доверия императору Александру» [1605], который в разговорах с Ройсом подчеркивал, что в случае новой войны «Франция не сможет рассчитывать на вторую Йену <���…> Это должны уяснить себе в Париже!» [1606]. Вместе с тем, Горчаков считал, что такая война с участием Франции была бы крайне нежелательной поскольку она стала бы угрожать безопасности всей Европы. В этой ситуации он считал, что «наш интерес состоит в том, чтобы поддерживать между Пруссией и Францией определенный баланс, не принимая никаких обязательств» [1607].

Оценивая в этой связи настроения в Петербурге, Ройс писал, что «недоверие по отношению к Франции и Австрии велико, в меньшей степени – против Англии» [1608]. Опасным, по мнению Бисмарка, было стремление Парижа и Вены перетянуть на свою сторону Лондон.

Бисмарк советовал в предписании Ройсу [1609]обратить внимание Горчакова на то, чтобы «Россия сейчас не способствовала сближению этих государств своим слишком очевидным поведением».

Несмотря на то, что Англия вместе с Россией поддерживала принцип целостности Османской империи [1610]и выступала против продолжения турецких беззаконий по отношению к христианам [1611], англо-российские отношения нельзя было, конечно, назвать союзническими: польский вопрос, комплекс противоречий в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, добрые российско-американские отношения затрудняли конструктивный диалог между двумя странами. Вместе с тем, и открытого антагонизма между ними на европейском континенте также не наблюдалось [1612]. Горчаков даже называл эти отношения «браком по расчету. Мы всегда готовы внести в него еще немного тепла, но любая инициатива с нашей стороны в этом смысле только встревожит английских министров» [1613]. Бисмарк с пристальным вниманием следил за тем, чтобы «в отношениях между Англией и Россией не произошло ухудшения, поскольку в наших интересах таковое избегать» [1614].