Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Подтверждением серьезности планов Берлина стал роспуск 23 февраля 1866 г. созванного 15 января прусского парламента [1072]. Также как и перед войной с Данией центральная власть посчитала целесообразным остановить продолжение противостояния преимущественно либерального парламента и правительства, которое способствовало развитию внутриполитического брожения и мешало достижению внутреннего мира в королевстве. После того как парламент отказал в ограничении свободы депутатов, а также во включении Лауэнбурга в состав Прусского королевства Бисмарк, в соответствии с королевским указом, под продолжительные овации депутатов от консервативной партии объявил о роспуске парламента [1073].

О готовности Бисмарка к военному сценарию развития австропрусского конфликта уже весной 1866 г. свидетельствует очень интересный документ [1074]. В начале марта, не будучи уверенным в том, что первый шаг будет сделан в Италии, Бисмарк на встрече с Вильгельмом I [1075]в Берлине обсуждал вопрос об отправке во Флоренцию генерала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке с целью подготовки совместных прусско-итальянских действий против Австрии. Тем временем, итальянский уполномоченный генерал Джузеппе Говоне с секретной миссией был уже на пути в Берлин [1076]и прибыл в столицу Пруссии через несколько дней после того, как Бисмарк уже подготовил сопроводительное письмо для Мольтке. Затянувшиеся в Берлине переговоры с Говоне неожиданно привели к тому, что с миссией Мольтке было решено не торопиться, но интересное сопроводительное письмо все же осталось в архиве министерства [1077].

В этом документе Бисмарк отмечал, что вопрос с Австрией уже решен, однако Пруссия не могла выступить в роли агрессора и ожидала момента, когда эта агрессия будет осуществлена против нее, чтобы завоевать поддержку общественного мнения [1078]. Глава прусского кабинета настоятельно рекомендовал Мольтке называть причиной, побудившей Пруссию к военным приготовлениям и переговорам с Италией, не вопрос о датских герцогствах, но исключительно прусско-австрийское противостояние, решить которое мирным путем уже не представлялось возможным*™.

В обмен на гарантии для Италии Венеции, Тироля и Тосканы Пруссия должна была быть уверенной, что получит поддержку Итальянского королевства с началом войны против Австрии [1079]. «В таком случае, – уверял Бисмарк Мольтке, – мы будем готовы и вооружены для того, чтобы вести войну на большом пространстве».

Бисмарк полагал, что целью итальянцев в войне против Австрии могло стать освобождение Венеции и завершение, таким образом, объединения Итальянского королевства. Вместе с тем, он подчеркивал, что «причины для конфликта между Пруссией и Австрией находятся еще на этапе развития», поскольку пока в глазах Европы эскалация конфликта выглядела бы преднамеренной наступательной войной».

Известно, что в самом Петербурге догадывались о военных намерениях Бисмарка по отношению к Австрии [1080]. В середине марта 1866 г. российский посланник в Берлине Убри писал Горчакову: «Дело уже идет не только о решении вопроса о герцогствах, но и о переустройстве Германии по усмотрению Пруссии», а война с Австрией «более чем когда-либо входит в намерения Пруссии» [1081].

В Петербурге также знали о воинственных настроениях и военных приготовлениях в самой Австрии, хотя в отечественной историографии этот факт остался незамеченным. «Санкт-Петербургские ведомости» публиковали по этой теме многочисленные выдержки из различных европейских газет [1082]. Во время доверительной беседы в начале марта [1083]австрийский посол в Петербурге граф Ревертера сообщил Горчакову, что «в отношениях Австрии к Пруссии наметился такой угрожающий поворот, что, учитывая невозможность для Австрии сделать Пруссии дальнейшие уступки, едва ли удастся избежать войны». Ревертера справедливо отмечал, что исход предстоящей войны может привести к непредсказуемым последствиям. Вместе с тем, австрийский кабинет выражал надежду, что миролюбивые чувства и преданность консервативным принципам побудят российского императора оказать определенное влияние на военные настроения в Берлине. Ответ Горчакова не мог не обрадовать Бисмарка, который уже знал о состоявшемся разговоре. Царский министр выразил Ревертеру свою уверенность в том, что вмешательство России в дела иностранного государства, в данном случае Пруссии, было бы справедливо воспринято берлинским кабинетом как безосновательное и недопустимое. Горчаков тем самым фактически лишал Австрию надежды на помощь со стороны России [1084], хотя такая позиция неоднозначно оценивалась в российском обществе [1085].

Бисмарк будто бы вторил Горчакову, когда во время разговора с английским послом в Пруссии лордом Огастесом Лофтусом говорил об отсутствии агрессии в политике берлинского кабинета. Он просил передать в Лондон, что «Пруссия не была инициатором воинственных тенденций, она не передвигала войска, не осуществляла одностороннюю вооруженную подготовку к войне; Австрия оказалась угрожающим государством, она мобилизовала войска и собрала их на границе с Силезией, готовая к драке; она наступит и нападет на нас» [1086].

Интересно, правда, что в мобилизации австрийской армии не последнюю роль сыграл и сам Бисмарк. Чтобы Австрия первой приступила к активным действиям, прусский политик подбросил Вене примерный план кампании, подготовленный зимой 1865 – 1866 гг. начальником прусского Генерального штаба Х. Мольтке [1087]. Как только слухи о возможном внезапном нападении пруссаков достигли Вены, в первой половине марта там был собран Маршальский совет из представителей высшей военной элиты страны [1088]. По итогам его заседания было принято решение усилить дислоцированные в Богемии австрийские военные части [1089]. Чтобы это скрыть, австрийская цензура даже запретила газетам печатать какие-либо сведения о передвижениях войск или усилении их состава [1090].

Теперь уже Бисмарк использовал это обстоятельство, чтобы через прусскую печать навести на Австрию тень подготовки к войне [1091]. В ответ прусский Генеральный штаб начал 28 марта усиление своих вооруженных частей, находившихся близ австрийской и саксонской границ [1092]. В Петербурге понимали, что вопрос о войне – лишь дело времени [1093], хотя и отказывались верить в такой «полный триумф безрассудства» [1094].

В отечественной историографии не получила достаточного освещения история о том, что для вразумления и охлаждения страстей Александр II направил в Вену со специальной миссией генерал-майора собственной Свиты Оттона Борисовича Рихтера, сопроводив его личным письмом к Францу-Иосифу I [1095]. Интересно, что прусскому королю Вильгельму I российский император с подобным письмом не обращался. Своему дяде он отправил вместе с прусским военным уполномоченным генералом Хансом Лотаром фон Швейницем лишь копию адресованного австрийскому императору письма [1096]. Император тем самым косвенно демонстрировал, какая из двух сторон по версии официального Петербурга несла большую ответственность за возможное развязывание войны и к какой из двух противоборствующих в Германии сторон Россия будет более благосклонна в случае развития событий по военному сценарию.