Сильвен Гугенхейм - Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов

Краткий историографический обзор, изложенный выше, должен был напомнить, какие попытки предпринимались и с какими трудностями сталкивались исследователи, пытавшиеся описать в имперских терминах территории под управлением англо-нормандских правителей, а затем королей из династии Плантагенетов [287] О периоде правления Плантагенетов см.: Martin Aurell, L’Empire des Plantagenêt, 1154–1224, Paris, Perrin, coll. «Tempus», 2004, pp. 9–20. Voir également la contribution de Maïté Billoré dans ce volume. . Хаскинс нарек «нормандской империей» то, что отказывался называть «Анжуйской империей», имея в виду происхождение ее основателей. При этом большая часть одноименной главы посвящена правлению Плантагенетов. Джон Ле Патурель, в свою очередь, провел четкую грань между империей нормандцев и империей Плантагенетов. Лишь в самом конце своей книги он называет «совокупность территорий, завоеванных нормандцами» ( the whole of the Norman lands and lordships ) «империей». Столь громкое название логично завершало повествование о размерах этого государства и подводило черту под рассуждениями о том, что дух завоеваний, проявленный в том числе и нормандцами, лежал в основе империалистических идей всех времен [288] J. Le Patourel, The Norman Empire, op. cit., p. 354, et plus globalement le chap. 9, «Intimations of Empire», pp. 318–354. . Словосочетание «нормандская империя» никогда единодушно не принималось историками, ему противопоставляли самые разные термины, в частности «нормандский мир» или «нормандские миры», англо-нормандское «королевство» или regnum , и даже «содружество» ( commonwealth ) [289] Reginald Allen Brown, Les Normands. De la conquête de l’Angleterre à la première croisade, Paris, Errance, 1986, p. 9. . Большинство из этих определений очень близко к идее империи, но все же не охватывает весь диапазон ее значений.

В словосочетании «нормандская империя» обе части требуют дополнительного осмысления. Слово «империя» вызывает массу вопросов — определенная гибкость этого понятия обеспечила ему долгую жизнь [290] Pierre Boilley et Antoine Marès, «Empires. Introduction», Monde(s), 2012/2 (no. 2), pp. 7–25. . Мы не будем здесь касаться теоретических споров об имперской идее, но очертим ряд характеристик, актуальных для «нормандского мира». Перечни критериев приводят, как правило, для того, чтобы тут же уточнить их и подчеркнуть, что «ни одна средневековая империя на Западе им не соответствовала» [291] M. Aurell, L’Empire des Plantagenêt, op. cit., p. 11. Приведенные в этой работе характеристики включают «единовластие, ношение верховным правителем титула, говорящего о его власти над всеми государствами, разнородность населения этих территорий, подчинение их одному народу-завоевателю, занимающему среди остальных господствующее положение, географическое расположение на значительной части одного континента или на нескольких континентах, продолжительность существования…». Stefan Burkhardt («Sicily’s Imperial Heritage», dans Stefan Burkhardt et Thomas Foerster [éd.], Norman Tradition and Transcultural Heritage: Exchange of Cultures in the «Norman» Peripheries of Medieval Europe, Londres, Routledge, 2016, pp. 149–160, aux pp. 150–151) part des attributs dé nis par Hans-Heinrich Nolte (Imperien. Eine vergleichende Studie, Schwalbach, Wochenschau Verlag, 2008, p. 14): «Иерархическая система, управляемая монархом, тесное сотрудничество между Церковью и Короной, развитая бюрократия, все больше опирающаяся на письменное делопроизводство, централизация налоговой системы, этническое разнообразие провинций и слабое участие подданных в политической жизни, кроме того, большая протяженность империи, связанная с ее универсалистскими притязаниями и разнообразием форм правления (прямое управление и более косвенные формы контроля)». . Имперское правление обычно предполагает насильственное господство одного народа или государства над другим, по крайней мере на начальном этапе. Империя, как правило, использует военную силу и культурное влияние на территориях под прямым или косвенным контролем. Какими бы ни были определения и критерии, исследователи сегодня сходятся в том, что важны скорее формальные и символические проявления имперского характера власти в практиках и репрезентациях, нежели конкретные слова [292] David Bates, The Normans and Empire, Oxford, Oxford University Press, 2013, pp. 7–8. .

Определение «нормандский» ставит иной ряд вопросов. Оно отсылает то ли к этносу, существование которого опровергается большинством исследователей, то ли к региону, из которого происходила правившая империей верхушка. Здесь имеет смысл упомянуть так называемый нормандский миф и споры о существовании «нормандского народа» ( gens Normannorum ), которым посвящена книга Ральфа Дэвиса, вышедшая одновременно с исследованием Ле Патуреля и вызвавшая не меньше споров [293] Ralph Henry Carless Davis, The Normans and Their Myth, Londres, Thames & Hudson, 1976; Graham A. Loud, «The Gens Normannorum — Myth or Reality?», Anglo-Norman Studies, vol. 4, 1982, pp. 104–116, 204–209. . Альтернативное определение «англо-нормандский» едва ли может что-то прояснить. Вне зависимости от споров по имперской тематике, использование этого термина для описания имперских элит стало предметом долгих дискуссий. В конце концов исследователи признали его упрощающим реальную ситуацию [294] R. Allen Brown, Les Normands. De la conquête de l’Angleterre à la première croisade, op. cit., pp. 121–123; D. Bates, The Normans and Empire, op. cit., p. 107; ibid., p. 185. Автор отвергает определение «англо-нормандский», с одной стороны, потому, что значительная часть элит, сложившихся в Англии, имели континентальное происхождение, при этом не исключительно нормандское, а с другой стороны, потому, что считает: «имперскую» идентичность этих элит нельзя свести лишь к их принадлежности к двум этническим группам. . Так, Дэвид Бейтс предпочитает говорить об «империи нормандцев», что избавляет нас от ненужного соотнесения империи и этноса. Использованный им термин позволяет подчеркнуть связь государства и доминирующей группы ( gens ), а также особое место Нормандии в коллективной памяти. Однако еще чаще он прибегает к более нейтральной, избавленной от всяких этнических коннотаций формулировке «империя по обе стороны пролива» ( cross-Channel empire ), которая подчеркивает тот факт, что Ла-Манш никогда не разделял государство на части. Размышления о термине также наводят на мысли о месте Нормандии и выходцев из нее в политическом образовании, созданном Вильгельмом Завоевателем, а также правомерности концепции «Первой английской империи», предложенной Р. Дэвисом для описания «английского» господства на британских островах [295] Robert Rees Davies, The First English Empire: Power and Identities in the British Isles 1093–1343, Oxford, Oxford University Press, 2005. .

Исследования по имперской тематике нередко обращаются к периоду зарождения и, особенно часто, затухания анализируемых государств. Цель нередко заключается в сравнении их сущности с политическими образованиями иного типа, например государствами-нациями. В то же время понятие «империя» зачастую связывается с длительными периодами политического господства, приобретающими еще большее значение в случае, если они могут быть актуализированы в коллективной памяти и использованы для легитимации позднейших политических притязаний, вдохновленных блистательным прошлым.