Сильвен Гугенхейм - Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов

Споры о природе империи нормандцев во многом основывались на представлении о ней в свете империалистических и колониальных проблем. Тем не менее в концепции империи содержится некоторое противоречие между способом установления господства, связанном с проявлением насилия, и теми выводами, которые можно сделать из описания ее исторически сложившейся институционально-административной структуры.

Однако отход от негативных коннотаций, связанных с понятиями «колониальный» и «империалистический», не смог создать почву для конструктивной дискуссии. Нормандское правление в Англии и на окраинах Уэльса устанавливалось с помощью небывалой жестокости и расценивалось современниками именно таким образом. Власть нормандцев проще всего описать с помощью понятия «жесткая сила» ( hard power ): они практически полностью истребили англосаксонский правящий класс и заменили его светскими и церковными элитами с континента. Применение насилия было не побочным эффектом завоевания, а продуманным политическим действием, о чем свидетельствует разорение окрестностей Гастингса в 1066 г. или запечатленное в коллективной памяти разграбление Севера в 1070 г. ( Harrying of the North ) [305] D. Bates, William the Conqueror, op. cit., pp. 236, 313–321. . Скорость, с которой нормандцы возводили первые замки для того, чтобы удерживать завоеванные территории, экспроприация владений у большинства англосаксонских землевладельцев, применение насилия и устрашение соседей из Шотландии и Уэльса в последующие годы ярко характеризуют «жесткую» природу нормандской власти. Тем не менее одновременно с различными формами насилия, доведенного в некоторых случаях до предела, нормандцы очень быстро научились использовать «мягкую силу» ( soft power ) для того, чтобы оправдать завоевание и придать законные основания своей власти. Они доказывали обоснованность своих притязаний, вписывая себя в предшествующую традицию и тем самым объявляя достойными преемниками английских королей [306] D. Bates, The Normans and Empire, op. cit., pp. 35, 81–82, 93. . Высока вероятность того, что значительная часть населения, стоящая ниже англосаксонской знати на социальной лестнице, принимала новую риторику или, по крайней мере, пользовалась ею для того, чтобы встроиться в навязанную завоевателями систему. Власть нормандцев можно описать, используя термин «гегемония», объединяющий в одно целое все многообразие проявлений и действий, порождаемых и поддерживаемых империей. Подобная система господства также предполагала сильное влияние на земли, напрямую не подчиненные нормандским властям, — Уэльс и Шотландию.

Попытка понять механизмы, лежащие в основе функционирования империи, неизбежно поднимает ряд вопросов, связанных с ее институциональными и административными структурами как элементов интеграции ее частей. Множество исследований посвящены этим аспектам, причем одни хотели подчеркнуть сближение Англии и Нормандии, другие, наоборот, настоять на необходимости разграничения этих образований. Так, Палата шахматной доски (Échiquier) впервые упоминается в Англии около 1110 г., немногим позже она появляется в нормандских источниках, однако никогда не существовало единого института для двух областей, каждая из которых имела свои «казначейские свитки» ( pipe rolls ) и главу ведомства [307] Judith Green, Forging the Kingdom. Power in English Society, 973–1189, Cambridge, Cambridge University Press, 2017, p. 64; Mark Hagger, Norman Rule in Normandy, 911–1144, Woodbridge, The Boydell Press, 2017, pp. 609 et suiv. . Короткие письменные приказы и указания, называвшиеся в Англии «записями» ( writs ), распространились в Нормандии, но имели там свои особенности. Помимо того, что эти нововведения были элементом интеграции, обеспечивающим единство англо-нормандского государства, они в первую очередь свидетельствовали о стремлении улучшить функционирование и эффективность административной системы на всем политическом пространстве по обе стороны Ла-Манша. За ними стояло не желание унифицировать управление, а скорее объективные требования, обусловленные размерами нового государства. Империя поощряла изобретательность и способствовала распространению новых идей, не пытаясь стандартизировать административные практики и позволяя каждой из частей англо-нормандской империи сохранять свою специфику. Аналогичные выводы можно сделать и в отношении других аспектов. Так, сложно говорить о специфике англо-нормандского церковного документооборота, причем не столько из-за соперничества Нормандии и Англии, сколько из-за различий между епископскими кафедрами, в каждой из которых продолжали развиваться собственные традиции. Во многом под влиянием римских делопроизводственных практик в 1170–1180 гг. намечаются тенденции к сближению, однако нельзя говорить о полной унификации [308] Grégory Combalbert, «La diplomatique épiscopale en Angleterre et en Normandie au XII e siècle. Essai d’approche comparative», dans David Bates et Pierre Bauduin (éd.), 911–2011. Penser les mondes normands médiévaux. Actes du colloque de Caen et Cerisy-la-Salle (29 septembre — 2 octobre 2011), Caen, Presses universitaires de Caen, 2016, pp. 373–404. . Недавнее исследование нормандских хартий XII в. также показало бесспорное сближение официального делопроизводства по обе стороны Ла-Манша. При этом в Нормандии не предпринимались попытки приблизить делопроизводственные практики герцогства к общим нормам, сохранившиеся документы, напротив, свидетельствуют о жизнеспособности и продуктивности местной администрации, не утратившей его своеобразия. Важно не забывать о значении региональных особенностей внутри каждого объединения, о чем не так давно напомнила Джудит Грин, сравнивая Англию с «лоскутным одеялом» ( patchwork kingdom ). Наконец, в сферах, не находящихся полностью в ведении правительства, тенденции к сближению следует объяснять не только последствиями завоевания и сосуществования в пределах одного политического пространства, но также общеевропейскими процессами [309] D. Bates, The Normans and Empire, op. cit., pp. 9, 157–159; Robert Liddiard, «The landscape of Anglo-Norman England: Chronology and Cultural Transmission», dans David Bates, Edoardo D’Angelo et Elisabeth van Houts, People, Texts and Artefacts: Cultural Transmission in the Medieval Norman Worlds, Londres, Institute of Historical Research, School of Advanced Study, University of London, 2018, pp. 105–125. .

Структура англо-нормандского государства выстраивалась вокруг фигуры короля. На уровне верховной власти мы можем говорить о централизации. Государь обязан был перемещаться с места на место для того, чтобы самолично демонстрировать свою власть. Когда король отсутствовал в Нормандии или Англии, он должен был делегировать свои полномочия чиновникам или влиятельным придворным, например Матильде Фландрской, супруге Вильгельма Завоевателя. При Генрихе I епископ Роджер Солсберийский, по сути, выполнял функцию вице-короля в Англии [310] Judith Green, Henry I, King of England and Duke of Normandy, Cambridge, Cambridge University Press, 2006, p. 182; id., Forging the Kingdom. Power in English Society, 973–1189, op. cit., 2017, pp. 96–97. . В то же время, как показали недавние работы Марка Хеггера, полномочия Иоанна, епископа Лизьё, в Нормандии были куда более скромными. Наиболее важные решения могли приниматься только королем-герцогом, что обязывало его подданных совершать длинные путешествия, чтобы узнать его волю [311] Mark Hagger, «Le gouvernement in absentia: la Normandie sous Henri Beauclerc, 1106–1135», dans D. Bates et P. Bauduin (éd.), 911–2011. Penser les mondes normands médiévaux, op. cit., pp. 429–441, где отрицается существование вице-королей, в том числе, по-видимому, и в Англии; M. Hagger, Norman Rule in Normandy, 911–1144, op. cit., 2017, pp. 338–362. .