Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Обычным способом обрести «воровскую соболью казну» был объезд округи разбойником с ватагой под видом государева приказчика, причем ранее, чем приказчик, и собрать ясак. Способ борьбы с этим злом, разорительным для властей и чреватым бунтами туземцев, был со временем найден: власть позволила сборщикам брать ясак сразу и «на государя», и «на себя», то есть, узаконила разбой. (Похоже и немного раньше английская королева Елизавета поступила с пиратами Атлантики.) Если наша ватага и была законной, то атаман (или приказчик) явно набрал «на себя» много больше положенного. И уж совсем беззаконно были, вероятно, прихвачены ценности у богатых русских. Разглядывая ювелирные изделия ПСФ, трудно отделаться от мысли, что они «воровские», точнее — отнятые у богатых владельцев.

Если плавание состоялось в 1630-е годы или позже, то жетоны уже можно рассматривать как деньги, поскольку они обрели хождение в качестве крупной монеты. Тогда нет надобности предполагать наличие западного торговца, да и мореходы могли быть уже иные: в Сибири выросло новое поколение знатоков корабельного дела, не имевших опыта плаваний в открытом море. Этих новых мореходов можно было нанять за меха и деньги, а если они собирались вернуться в Сибирь (что отнюдь не очевидно), то предложить им возвращаться тем же путем или идти посуху «через Камень» вместе с тогдашней волной «охочих людей», бежавших от нараставшего после Смуты крепостничества.

Так это было или иначе, но, согласно Троицкому, известно, что

«В 1648 году промысловики — поморы и стрельцы отряда Ивана Семенова — построили на Хете два больших коча, вышли на них в Хатангский залив и поплыли на восток к реке Анабар».

Они, предположил Троицкий, открыли остров Бегичева и построили там избу (ее нашел в 1908 г. Бегичев). Среди других охотников, допустил он,

«могла возникнуть идея обойти ясачные зимовья, чтобы не платить пошлины и взятки таможенникам. Очевидно, с этой целью около середины XVII века группа русских промышленников пыталась пройти морем от Хатангского залива на северо-запад к Енисею. Их кочи были остановлены льдом… Наличие большого количества пушнины… говорит о том, что они вывозили пушнину на Русь и приплыли к островам Фаддея со стороны Хатанги или Анабара… Возможно, что такое плавание было совершено на тех самых кочах, на которых стрельцы Семенова ходили из Хатанги на Анабар» [Троицкий, 1987, с. 43–45].

По-моему, эти произвольные допущения излишни, а главное, как теперь выяснилось, в годы после плаваний Ивана Семенова не было теплых лет. Однако соображения Троицкого важны как источник серийных фактов, о которых шла речь в прологе.

В печати высказаны о назначении серебра и забавные утверждения. Кто-то писал, будто наши герои везли из Архангельска в устье Лены серебро якутам (чтобы расплавить монеты по прибытии) или даже плыли прямо в Китай. Спорить с этим странно, но приходится, ибо это повторяют. Горсть копеек для таких целей ничтожна (особенно, если потерять больше половины стоимости при переплавке), русские узнали устье Лены намного позже, чем было освоено устье Хатанги, [276]серебро же обрабатывать в тундре никто не умел. Это умели южные якуты с верховья Лены, но не тундровые. А чтобы продать китайцам соболей, следовало с нижнего Енисея плыть вовсе не в Ледовитое море, но на юг, в устье Ангары, куда китайцы возили в те времена шёлк и чай, каковые шли затем в Россию. Там же, кстати, можно было продать южным якутам серебро.

Самое недавнее и, пожалуй, не менее забавное размышление о ПСФ поведал А. А. Бурыкин — автор, в остальном серьезный. Страстотерпцы под его пером обратились в сказочных героев, бороздящих моря без затраты усилий и времени, подобно богам у Гомера. Например:

«Примерно в 1619–1620 гг. во время навигации (летом или ранней осенью) коч с командой из 7 человек… шедших от устья Оби и далее от устья Енисея на восток, сел на мель или был затерт льдами у острова Фаддея» [Бурыкин, с. 112].

Как мы знаем из Очерка 1, в те годы уже никто восточнее Ямала не плавал, но те, кто плавал немного раньше, тратили всю навигацию на путь либо от Оби до Енисея, либо от Енисея до Пясины. Те, кто мог быть занесен бурей восточнее Пясины, погибли бы близ нее, не имея средств зимовать, а если бы чудом выжили, поплыли бы назад, на запад. Берег за Пясиной круто поворачивает на север, где новых запасов, взамен истраченных, никак не сделать.

Столь же сказочным образом (допускает тот же автор), его герои могли попасть с острова Фаддея Северного на Новосибирские острова, и опять — не тратя ни припасов (давно истраченных), ни времени (весьма короткого лета).

Впрочем, удивляться не стоит, поскольку перед нами всего лишь продолжение давней традиции. В Очерке 5 мы увидим, что Семен Дежнев якобы смог в коче, то есть в большой лодке (а не в корабле, способном лавировать и плыть в бурю), в одну навигацию обойти вокруг всей СВ Азии. Так что Бурыкин даже не самый смелый. В том же Очерке мы узнаем, что совсем уж отчаянный историк Арктики, Б. П. Полевой, «открыл» героя, якобы проплывшего за два летних месяца из устья Лены в устье Анадыря, по пути, между делом, торгуя в реках. Осенью этот герой (звали его Иван Рубец) открыл заодно и полуостров Камчатку, и не только открыл, но (гулять так гулять!) решил до зимы подняться по реке Камчатке, дабы узнать, длинна ли она. И поднялся-таки до верховья — видимо, Полевой не знал, что на одно это нужен был тогда целый сезон.

Ювелирные изделия таймырских находок[ИПРАМ, табл. XIV]. Основная их часть не могла принадлежать простым труженикам (перстни 2,3, 5 — печатки [ИПРАМ, с. 153], инструмент приказчиков и целовальников); многие украшения женские и, в основном, русские. На кресте 25 видны пазы от четырех драгоценных камней

Обходя по берегу остров, названный позже его именем (см. карту на след, странице), Никифор Бегичев вел дневник. Под конец пути он, между прочим, записал:

«Стали возле разваленной избы. Неизвестно кем это было и когда построена изба. Видно постройка была очень давно и не инородцами. Я нашел в избе пять топоров, на подобие алебард и шахматные фигуры, сделанные из мамонтовой кости» [Бегичев, с. 77].

Вот и всё, что он написал о своей замечательной находке, и никого к ней не привлек. Жаль, находка могла быть не хуже тех, что у мыса Фаддея. Сейчас, через сто лет, там вряд ли стоит что-то искать — на том же, примерно, месте нынешняя карта показывает охотничью избу, а это значит, что остатки древней избушки давно сгорели в печи, остальное затоптано. Впрочем, саму площадку найти нетрудно, поскольку Бегичев, гуляя, ходил отсюда к проливу на юге: