Владимир Владимиров - Джемс Кук

Это было, когда в ноябре 1773 года, объехав острова Таити и Дружбы, побывав «а островах Маддельбурге и Амстердаме, открестив новый остров именем Гарвея — граф Бристоля [25] Гр. Бристоль — один из лордов Адмиралтейства. , собрав изрядное количество сведений и наблюдений навигационных, астрономических и проч., изучив нравы и быт разноплеменных островитян, Кук завершил первый круг по Тихому океану и снова бросил якорь в проливе королевы Шарлотты.

Когда корабли подходили к берегам Новой Зеландии, буря, на» кинувшись, разорвала паруса, чуть было не разбила о рифы. В ночь и туман унес ветер «Предприятие», и «Решимость» снова осталась одна. На этот раз корабли не нашли друг друга. Кук не назначил Фюрно место встречи. Обследование берегов и пушечная стрельба не помогли поискам. Кук не надеялся более на встречу со спутником и решил один итти на юг, снова к полярному кругу. Он видел бодрость матросов, готовых на новые трудности. «Экипаж плыл с такой смелостью к южному полюсу, словно целый флот шел вместе с нами». Ученые спутники Кука не разделяли его все еще радужных надежд и начинали ворчать на трудности и однообразие плавания. В записях Георга Форстера вскрывается настоящее настроение большинства. Он жалуется на слабость, чувствуемую всеми от постоянной усталости и от плохого питания. Здесь же он проговаривается о том, что «не» большое количество запасов отборных продуктов, подававшихся офицерам, начинало нам недоставать и нас кормили не лучше простых матросов», что «надежда встретить новые земли рассеялась», и, наконец, что «обыкновенные предметы бесед были исчерпаны. Впереди были только новые ужасы и опасности и скучное однообразие». Это лишний раз доказывает, что только один Кук горел мечтой неизменно и несмотря ни на что. Пусть ворчат его спутники. Матросы и он выдержат еще много бурь и штормов, холода и голода, и если в них есть еще хоть капля мужества, они исполнят свой долг до конца, каких бы это жертв ни стоило. Поставленная задача должна быть решена.

Однако настроение Кука двоилось и вовсе не было таким спокойно-ровным, как казалось. Скрытный и сдержанный, он не позволял себе наподобие Форстера изливать чувства в недовольстве и жалобах. Как всегда, он не показывал вида, что в глубине души сочувствовал общему настроению, во всяком случае понимал чувства, обуревавшие его спутников. Над всем преобладало чувство долга перед подчиненными, которые не должны видеть его слабости. Дело не должно пострадать из-за личных, никого не касающихся переживаний. Шестого декабря «Решимость» находилась на 51° южн. ш., то есть как раз в антиподах Лондона. Это заставило всех обратить мысли к родине. Форстер не преминул отразить свои переживания сентиментальной фразой: «Воспоминания о наших семьях и приятности общества исторгли вздох у тех, чье сердце чувствовало узы сыновней или отеческой привязанности». Та же мысль, но укрощенная и строго сдержанная, в записи Кука: «На следующий день в восемь с половиной часов вечера мы были в антиподах наших лондонских друзей, — а следовательно, на наивозможно дальнем расстоянии от них».

Корабль снова шел в тумане среди плавучих ледяных гор, лавировал, то-и-дело меняя курс, то на север, то на восток, то на юг. Почти не заходившее солнце помогало капитану, но беспрерывная напряженность работы, холод и сырость подтачивали здоровье, изо дня в день силы уходили, подкрадывалась болезнь. Кук пересиливал себя, скрывая от всех свое скверное самочувствие. В ночь под рождество он устроил традиционный обед для офицеров. Матросам роздал двойную порцию пудинга и водки. Шутил, смеялся, старался всячески поднять настроение. Ему удавалось вселить в подчиненных уверенность и бодрость. Недовольный, мучимый ревматизмом и зачатками скорбута, Форстер жалуется на беспечную веселость матросов, на их пренебрежение к опасностям, на потерю ими «возвышенных склонностей». Он ехидно острит на их счет: «Так как нм дали водки, они встретили рождество, как добрые христиане».

На 66° южн. ш., белые ледяные поля остановили корабль. Кук решил итти на север до 50° и потом вновь попытать счастья. Таким образом он рассчитывал, что если не удастся пробиться дальше на юг, то по крайней мере вся эта неисследованная часть океана будет пройдена вдоль и поперек, и земли, в ней находящиеся, должны быть найдены безусловно. К концу января пошли опять на юг и с теми же трудностями достигли 70°10′ широты. Сплошное ледяное поле лежало впереди, недвижным и грозным пределом всех возможностей. Кук добился своего: если и существует Южный Материк, то далеко, покрытый льдами и неприступный кораблям. «Так как я стремился пройти дальше всех прежних мореплавателей и дальше чего не пройти человеку, то я не жалел, что встретил это препятствие, уменьшавшее опасности и усталость, неразлучную с плаванием в южнополярных областях».

Главная задача экспедиции была разрешена. Кук считал, однако, что не использует до конца всех возможностей, если при имеющихся запасах продовольствия, хорошем состоянии корабля и экипажа не исследует восточной области Тихого океана, где побывали до него другие мореплаватели, неточно и несовершенно установив местонахождение открытых ими земель. Он считал нужным исправить эти ошибки, «продвинув успехи навигации, географии и естествознания». И он решил итти на север по сотому меридиану в поисках островов, открытых Жуаном Фернандецом, Дэвисом, Квиросом и Буганвиллем.

Исправляя неточности, допущенные на картах его предшественниками, Кук в то же время был вполне беспристрастен в оценке их работ. В своем дневнике он неоднократно отсылает читателя к сборнику путешествий в Тихий океан, изданный Дэльримплем и не один раз ссылается на научные изыскания своего недоброжелателя. Он поистине справедлив и никогда не путает научных рассуждений с личными своими делами, касающимися только его одного. Он признавал авторитет Дэльримпля в некоторых вопросах, как и всякого другого ученого. В науке нет места личным счетам. Это правило проводилось им постоянно и тем самым делало его реляций и доклады в отличие от многих других — полноценными.

Резкий переход от холода к жаре окончательно сломил упорно сопротивляющийся организм. Начинавшийся скорбут принял форму желчной болезни. Кук, конечно, хотел скрыть от всех свое недомогание, думая как и раньше побороть болезнь. Вместо того, чтобы принять необходимые меры, он делал вид, что совершенно здоров, и продолжал есть все то, что ели другие. Соленое, лежалое мясо, застоявшаяся вода, три с половиной месяца неустанной работы свалили его с ног. Пришлось лечь в постель и принимать лекарства, вызывавшие рвоту, только сильнее истощавшую. Все переполошились. «Вскоре, — пишет Форстер, — у него поднялась икота, продолжавшаяся более двадцати четырех часов и заставившая нас опасаться за его жизнь. Пробовали все лекарства, и все лекарства были напрасны. Он провел целую неделю в крайней опасности». На этот раз и сам Кук уделяет несколько строк описанию своей болезни, хотя в них он говорит о медицинских талантах корабельного хирурга Паттена, о хорошей работе старшего лейтенанта Купера, командовавшего кораблем, и, наконец, острит по поводу любимой собаки Форстера, убитой и сваренной для него: «Это кушанье, от которого заболело бы большинство европейцев, дало мне силы и ускорило мое выздоровление; столь правдиво, что нужда изменяет закон». Только в начале марта, когда «Решимость» подходила к берегам острова Пасхи, Кук и его спутники, наловив рыбы, начали восстанавливать свои силы. Вид земли и надежда запастись свежим продовольствием, как всегда, приподняли настроение. Сто дней опаснейшего плавания в открытом море без свежей пищи, в холоде и тумане, были позади.