Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

И тут не обошлось без помощи Долгова. Когда Даша рассказала, что жена Яковлева забирает детей из школы, Михаил Иванович пошёл к ней, и они договорились, когда и как они уедут.

Михаил Иванович подъехал к дому Яковлева на большой арбе, в которую уже были погружены: десятиведерная кадка солёной рыбы, мешок вяленой рыбы, три мешка муки, шесть мешков пшеницы, два мешка пшена и два мешка проса.

Степуру хоронили всей станицей. Приехали люди из Придубровских хуторов. Получив телеграмму о смерти Степуры, Будённый сам не поехал на похороны, а послал своего представителя.

Когда машина поднялась к церкви, приехавший увидел толпу народа, обносившую гроб с телом Степуры вокруг церкви.

Представитель Будённого передал жене Степуры две тысячи рублей. На поминки люди нанесли всякого, в том числе и денег. Поминки длились два дня. Однополчане Степуры и просто будёновцы пели старинные боевые и красноармейские песни.

Когда открыли камеру Запруцкого, то увидели его, сидящего в углу на полу, опустившего голову на колени. Начальник сказал:

— Встать.

Запруцкий встал и пошёл к выходу.

Во дворе Запруцкий попросил завезти его домой, попрощаться с молодой женой и набрать курева. Курить ему нечего.

Неожиданно для всех начальник разрешил и сказал:

— Поезжай, Запруцкий, но не подведи меня, я жду тебя через полчаса тут.

Запруцкого повезли в Михайловку двое охранников и возничный. Запруцкий вез в сумке четыре бутылки водки и кое-какую закуску.

За ужином Запруцкий выставил одну бутылку. Утром, во время завтрака, достал три бутылки на опохмелье. Изрядно выпили. Охранники и кучер уснули. Запруцкий их, сонных, заколол штыком, сложил трупы в телегу и поехал в сторону Кумылги. Не доезжая Кумылги, он сбросил трупы в овраг. Проехав ещё с километр, Запруцкий увидел пруд. Он подъехал к пруду, распряг лошадей и пустил их на волю. Винтовку и патроны закинул в пруд. На станции Кумылга взял билет на поезд и уехал в Москву.

В кабинете первого секретаря Райкома сел некто Яков Борисович Окруч. Люди говорили: «Ещё один Борисович нашёлся. Да Обруч. Как он нас обнимать будет». Председателем Райсовета вместо Яковлева стал Корней Аверьянович Мишаткин. Председателем колхоза был избран, по предложению Окруча, Сухоруков Антип Терентьевич, по уличному Антип Рябой. Из сельскохозяйственного производства Антип мало что знал. Его отец Терёха болел трясучей болезнью. Он не мог даже свернуть себе цыгарку, а когда ел или через край хлебал, или очень низко нагибался над чашкой. Жена его, хозяйка дома, мать четырех мальчиков: Антипа, Ивана, Никанора и Исидора, по уличному Етёника, дома мало чего делала: она ходила по миру и собирала милостыню. Таких людей не презирали, а, наоборот, привечали, давали приют и делились последним. Во время уборки урожая она с двухколесной тачкой приезжала на ток насыпала зерна и увозила полный мешок. Также она собирала картошку и овощи. Звали её — Федора Большая. Она была саженного роста, да и в плечах не узкая. Терёха был ей по грудь. Когда она приходила с хорошим сбором, они непременно пели песни перед открытым окном. В это время вся детвора станицы собиралась около их дома. Любимой песней у них была «То не ветер ветлу клонит». После неё шла «Разлука, ты, разлука, чужая сторона…»

Первой песней они начинали свое пение, а второй — заканчивали. Пели они необычно: он тоненьким голоском, а она грубым басом. У них была корова. Терёха её не доил, его трясущиеся руки разбрызгивали молоко мимо ведра — подойника. Терёха распределял соски вымени по ребятам и они сосали молоко у коровы. Когда первый сын — Антип подрос, мать научила его доить корову, но он был непослушный и доил не всегда.

Терёха ни к чему детей не приучал. Одежонку и Терёхе, и сынишкам добывала мать. Она просила у людей недоноски и приносила их домой. Антип рос неслухом, ничего не хотел делать, отцу не подчинялся, а когда подрос, стал ходить на игрища, научился играть песни, даже дишканить.

Самоучкой Антип научился читать и писать. Бывали случаи, когда двадцатилетнего Антипа люди приглашали помочь во время уборки, но Антип отказывался, ссылаясь на болезнь.

Для избрания председателя колхоза Окруч и Мишаткин собрали общее собрание колхозников. Собрание открыл Окруч. Он объявил повестку дня.

Первым выступил Гавриил Сеимов:

— Дорогие граждане, с избранием председателя нам шутить не стоит. Нам надо избрать будёновца из тех, кто создавал этот колхоз. Двое из них здесь — это Долгов Михаил Иванович и Горшков Иван Павлович. Оба они работают в лесхозе.

Надо вам, товарищ Окруч, поговорить с Долговым и Горшковым, а потом провести собрание, связаться с областными товарищами. Они помогут.

— Не будем два раза собираться, — ответил Окруч.

— Для обдумывания и перекура давайте сделаем перерыв, — предложил Гавриил.

Объявили перерыв. После перерыва в зал заседания почти никто не вернулся, а Окруч с бездельной молодёжью, которая осталась в зале, избрал председателем колхоза Антипа.

Голосовал по своей методе:

— Товарищи, кто против избрания Антипа Терентьевича председателем колхоза, прошу поднять руку. Раз, два, три… — девять. Всего «против» девять колхозников. Значит остальные «за». Таким образом председателем колхоза имени Будённого избран Антип Терентьевич Сухоруков. На этом собрание закрываю.

Идя домой, Окруч рассуждал: «Антип — это мой человек. За меня он пойдет в огонь и в воду. Работать он не умеет, это к лучшему. Он будет делать то, что ему велю, а указания он будет выполнять точно. Так я в каждом колхозе заменю всех умачей на молодых, это будут мои люди. Вовлеку и приму в партию. Это будет костяк актива партийной организации, Райкома, а года через два я обязательно пойду на повышение в Обком. Только планы надо выполнять на 120–150 %».

Утром следующего дня Гавриил и с ним ещё два бывших будёновца пришли в Райком к Окручу.

— Мы к Вам.

— Что-то вы раненько, — сказал Окруч.

— Дело есть, — ответил Гавриил.

— Ну, если дело, то заходите, — разрешил Окруч, пригласил присесть:

— Что за дело?

— Вы вчера с детьми избрали председателя колхоза.

— Ну и что? Кто тебе велел убегать с собрания. Таким образом вы издевались над Запруцким и Яковлевым. Их за то, что они вам подчинялись наказали вышестоящие органы. Вы хотите, чтобы и я плясал под вашу дудку? Шалите, голубчики. Вы должны плясать под мою дудку, как и все в районе. О вас, как об организаторе вчерашнего саботажа, я доложу в письменной форме в органы. Вам советую идти домой и сушить сухари, усмехаясь говорил Окруч.

— Вы не посмеете. Я — будёновец. Я израненный. Я завоевал вам власть!

— А кто такой будёновец? Что это за птица такая? Если вы будёновцы, то можете врываться в Райком и диктовать свои правила? Нет не можете. Вы своим поведением подтверждаете слова Ленина: «Казаки — это такое сословие, которое не подлежит перевоспитанию, а подлежит полному уничтожению». Вы сами захотели, чтобы Райком защищался от вас всеми имеющимися у него средствами. Партия никогда ни перед кем на коленях не стояла и стоять не будет. А вот кто на неё полезет, того она сама поставит на колени. А теперь: вон отсюда и до ареста не заходите в Райком. Выйдя из Райкома, Гавриил пошел к Михаилу Ивановичу и рассказал ему всё до слова. Почесал Михаил Иванович в затылке и сказал: