Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

В посткоммунистический период смена политического режима означала изменение формальной институциональной среды, но не неформального понимания акторами разделения сфер социальной деятельности. Утверждение либеральной демократии было реально возможно лишь в тех странах, где неформальное понимание акторов предусматривало необходимость разделения этих сфер. Чем более неразделенными эти сферы оказывались на уровне акторов вследствие цивилизационной принадлежности страны и влияния коммунистического режима, тем более устойчивыми и доминантными структуры прежней системы оставались в рамках новой системы. Жесткие структуры, адаптируясь к институциональной системе демократии, принимали новые формы: возникли неформальные межличностные сети, отличные от традиционных и бюрократических сетей; неформальный патронализм, отличный от патронализма, связанного с формальной феодальной и партийной номенклатурой; слияние власти и собственности, существующее в неформальной, незаконной форме, в обход правовой системы; и патримониализм, означавший, что правящая элита относится к общественным институтам как к частной «вотчине», хотя и поддерживает фасадные формы демократии.

Однако сильное присутствие этих структур предопределяло лишь появление патрональных режимов, а не то, какими они будут – демократическими или автократическими. Патрональный режим может быть «однопирамидальным», т. е. иметь одну доминирующую патрональную сеть, подчинившую, изолировавшую или ликвидировавшую все остальные сети, или «мультипирамидальным», в рамках которого конкурирует ряд сетей, имеющих примерно равное влияние, – ни одна из них не имеет достаточного могущества, чтобы доминировать над остальными 257 257 Hale H. E. Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2015. . В сторону какого из этих типов двигалась страна после крушения коммунизма, зависело в основном от двух факторов. Во-первых, на институциональном уровне, от наличия разделенной исполнительной власти и пропорциональной избирательной системы. Существование этих элементов препятствует концентрации власти, а значит, и образованию однопирамидальных систем, в то время как их отсутствие весьма способствует установлению автократии 258 258 Magyar B. Towards a Terminology for Post-Communist Regimes // Stubborn Structures: Reconceptualizing Post-Communist Regimes. Р. 97–176. . Фактор прочных связей с Западом и западного влияния, известный нам из гибридологии 259 259 Levitsky S., Way L. Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes after the Cold War. Cambridge University Press, 2010. , также способствовал развитию некоторых стран региона по демократическому пути, в основном за счет поддержки демократии со стороны США, притока иностранного капитала и условий для вступления в ЕС. После вступления, однако, эта система условий утратила свой дисциплинирующий характер, и даже до этого она обеспечила утверждение либеральной демократии лишь в тех странах, где влияние жестких структур было слабым. Там, где патрональное наследие преобладало, связи с Западом и его влияние порождали скорее различные техники имитации, нежели реальную демократизацию.

Понимание посткоммунистического региона требует новой типологии, которая одновременно отражает порядок сопряжения политических институтов и жестких структур, а также порядок экономических и социальных отношений после смены режима. Удвоив три основных типа режима, выделенных Яношем Корнаи (демократию, автократию, диктатуру) 260 260 Kornai J. The System Paradigm Revisited: Clarification and Additions in the Light of Experiences in the Post-Communist Region // Stubborn Structures: Reconceptualizing Post-Communist Regimes. Р. 21–74. , мы определяем шесть «идеальных» типов режима: либеральную демократию западного образца, основанную на плюралистической власти и преобладании формальных институтов (как, например, в Эстонии); патрональную демократию, основанную на плюралистской конкуренции патрон-клиентских сетей (например, в Украине и Румынии); патрональную автократию с преобладанием однопирамидальной патрональной сети, подавляющей плюрализм и формирующей неограниченную неформальную власть главного патрона в политической и экономической сферах (например, в Венгрии и России); консервативную автократию, при которой патрональность охватывает политическую, но не экономическую сферу (например, в Польше); коммунистическую диктатуру, где слияние политики и экономики осуществляется посредством классической бюрократической патрональной сети (например, в СССР до 1989 года); и, наконец, диктатуру с использованием рынка (например, в Китае), где поддерживается однопартийная система, но в разных формах существует рыночная экономика. Эти шесть идеальных типов позволяют нам очертить треугольное концептуальное пространство, в котором можно разместить страны региона (график 1).

График 1. Концептуальное пространство посткоммунистических режимов (на примере 12 стран, по состоянию на 2020 год). Основные переменные посткоммунистических режимов

В треугольной схеме расположения шести идеальных типов режима, где полярные типы помещены на вершинах треугольника, а промежуточные – между полюсами, на середине его сторон, каждый тип представляет набор переменных. Интуитивно понять этот треугольник несложно: чем ближе страна расположена к идеальному типу, тем больше она похожа на соответствующий режим, и наоборот, чем дальше она расположена, тем меньше она на него похожа. Загвоздка с использованием концептуального пространства заключается в том, что на нем нет делений. На непрерывной шкале место для режима найти легко – нужна только основа в виде четкой количественной системы измерений. В концептуальном пространстве, однако, расстояние между точками – это не просто количественное, а «концептуальное расстояние», т. е. отклонение в плане всего пакета переменных, который представляет каждая точка. Поэтому располагать режимы на треугольной схеме не так просто, для этого требуется нетрадиционная операционализация.

Наше решение состоит в том, чтобы разделить треугольную схему в соответствии с каждым измерением и показать, какую конкретную характеристику представляет каждая секция треугольника. Проиллюстрируем это на примере одного измерения – патронализма правления. Очевидной стартовой точкой становятся шесть идеальных типов режима, для которых нам точно известны величины: либеральная демократия и консервативная автократия непатрональны; патрональная демократия и патрональная автократия – неформально патрональны; а оба типа диктатуры – бюрократически патрональны. Теперь нам надо ввести в треугольник так называемые границы доминантности. Они разграничивают между собой сектора доминантности, т. е. части треугольника, где конкретная черта преобладает. Это не означает, что, скажем, во всем «неформально-патрональном» секторе уровень патронализма одинаков: напротив, в патронажной автократии неформальный патронализм преобладает куда сильнее, чем в патрональной демократии. Тем не менее обе эти системы находятся по неформально-патрональную сторону границы сектора доминантности, а либеральная демократия – по непатрональную сторону. На треугольной схеме не показано, насколько именно преобладает неформальный патронализм в конкретной точке сектора доминантности. Одним словом, тот или иной режим привязан не к точке , показывающей конкретный уровень преобладания, а к секции , показывающей сам факт преобладания. Более того, на схемах, представленных ниже, мы обозначаем границы доминантности пунктиром, чтобы показать: их нельзя считать четкими границами с отсутствием неясных «пограничных» вариантов. Наоборот, для режимов, помещенных на границе, характерны неясность в принадлежности к тому или иному сектору доминантности и колебания между преобладанием одной из двух характеристик.