Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

При обыске в помещении типографии было найдено довольно много рукописей и рабочих заметок, связанных с работой типографии, тиражами, денежными счетами. Среди рукописей – статьи «Реакция усиливается» и «Временное революционное правительство и социал-демократия», написанные И. Джугашвили [829]. Жандармы изъяли несколько десятков пудов отпечатанных нелегальных изданий [830]. Среди них была брошюра «Вскользь о партийных разногласиях» (так она называлась в протоколе, в собрание сочинений И. В. Сталина эта статья вошла под названием «Коротко о партийных разногласиях»), изданная в мае 1905 г. Ее было найдено 168 экземпляров на русском, 329 на грузинском и 405 на армянском языке [831]. Брошюра имела хождение, доказательством служит тот факт, что ее экземпляр был найден при обыске 9 февраля 1906 г. у некого Петра Ивановича Ковалева, проживавшего в г. Темир-хан-Шуре. Ковалев не был крупным революционером, репрессии против него ограничились отдачей под надзор полиции по месту жительства [832], следовательно, брошюра вышла за пределы узкого круга партийных активистов. Четыре экземпляра этой же брошюры на русском и армянском языках жандармы обнаружили у Г. Матиашвили, арестованного летом 1907 г. в Баку после провала подпольной типографии [833].

Практически все свидетельства о деятельности Иосифа Джугашвили в Тифлисе между IV и V съездами РСДРП, то есть с поздней весны 1906 г. до середины весны 1907 г., сводятся к его редакторской и публицистической деятельности. Он редактировал несколько сменявших друг друга партийных газет, публиковал статьи, под конец года начал частями печатать книгу «Анархизм или социализм?». С 20 июня по 14 июля выходила ежедневная легальная грузинская газета «Ахали Цховреба» («Новая жизнь»), деньги на нее нашел Коба, редактором и корректором был М. Монаселидзе, помимо Джугашвили для газеты писали Г. Телия, М. Давиташвили и др. [834]Иосиф Джугашвили успел опубликовать там более десятка статей. 14 июля, как раз накануне его свадьбы, газета была закрыта. 14 ноября вместо нее появилась еженедельная профсоюзная газета «Ахали Дроеба» («Новое время»), продержавшаяся до 8 января 1907 г., в начале января была «Мнатоби» («Светоч»), ее сменила ежедневная «Чвени Цховреба» («Наша жизнь»), выходившая с 18 февраля по 6 марта 1907 г., затем с 11 марта по 15 апреля существовала также ежедневная «Дро» («Время»). Понятно, что при преемственности основного костяка редакции каждый раз новая газета имела другого формального издателя. У «Ахале Цховреба» им был Н.Ахметили, «Мнатоби» официально руководила замужняя дама С. Чантурия (см. док. 9). На какие средства осуществлялись все эти издания, не известно.

Большинство статей Джугашвили в «Ахали Цховреба» были подписаны «Коба». Таким образом, кличка тщательно законспирированного нелегала-подпольщика превратилась в литературный псевдоним и должна была вследствие этого приобрести более широкую известность. После запрещения этой газеты с осени в «Ахали Дроеба» он стал подписываться «Ко.», это выглядело как некоторая дань конспирации и в то же время намек на ставший уже (по крайней мере по мнению автора) достаточно известным псевдоним. Статьи в «Чвени Цховреба» и «Дро » помещались без подписи, а датированное 10 февраля 1907 г. предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции» снова появилось за подписью «Коба».

Имя Коба действительно приобрело известность. Об этом свидетельствует перлюстрированное письмо социал-демократа Рождена Кааладзе к его брату Нестору от 8 июля 1906 г., изъятое у последнего при обыске. Судя по содержанию письма, Нестор был меньшевиком, брату же его, автору письма, не нравилась тактика грузинских марксистов во главе с Ноем (очевидно, речь шла о Ное Жордании), ему, напротив, импонировал Ленин, казавшийся борцом с «оппортунизмом большинства марксистов». По тому, как в письме упомянут Коба, видно, что он стал для своих сторонников знаковой фигурой, в местном масштабе равновеликой Ленину. «По убеждению я сторонник Ленина, но я также от души и сердца желаю победы Коба на нашей земле» (см. док. 4). Успехи Кобы не только как революционера-подпольщика, но и как автора здесь налицо.

Наверное, закрепить их должна была книга «Анархизм или социализм?» [835]. Большинство статей, написанных до того Иосифом Джугашвили, были актуальной полемикой, репликами в политической борьбе. «Анархизм или социализм?» также, конечно, родилась в полемике с появившейся к концу 1905 г. активной группой тифлисских анархистов, последователей Кропоткина, группировавшихся вокруг газеты «Нобати» (В.Черкезишвили, Михако Церетели, Шалва Гогелия) [836]. Но вместе с тем публикацией этой работы Коба предъявлял претензию на роль теоретика марксизма.

Помимо литературной и газетной работы за время между IV и V съездами известно лишь о том, что Джугашвили участвовал в подготовке партийной конференции закавказских организаций РСДРП [837]. Один момент из работы этой конференции он сам позднее привел в пример, вступив в конце 1912 г. в полемику о «национально-культурной автономии». В статье «На пути к национализму» он утверждал, что кавказская социал-демократия основывалась на твердом интернационализме и «росла в борьбе с национализмом»: грузинские социал-демократы боролись со «своими» националистами, национал-демократами и федералистами, армянские – с дашнакцаканами и т. д. «В 1906 году, на областной конференции Кавказа, впервые выплыл вопрос о культурно-национальной автономии. Его внесла и требовала решения в положительном смысле группа кутаисцев. Вопрос был „с треском провален“, как выражались тогда, между прочим, потому, что против него одинаково резко выступили обе фракции в лице Кострова [Жордания] и пишущего эти строки» [838]. Таким образом, несмотря на непримиримую в остальном враждебность, нашелся и пункт, в котором мнения Джугашвили и Жордании совпали.

Революционные события пошли на убыль, в партийных комитетах Грузии преобладали меньшевики. Видимо, газетная работа – это практически все, что осталось для Кобы в Тифлисе. Впрочем, он и группа его сотоварищей продолжали какую-то работу в Борчалинском уезде, делегатами от которого отправились на V съезд РСДРП. В чем конкретно выражалась тогда эта деятельность, доступные нам источники не сообщают, хотя кое-что можно почерпнуть из протоколов съезда (см. гл. 13).

Конечно, вопреки заявлениям сталинских апологетов он в то время не только не руководил всем революционным движением в Закавказье, но даже не являлся признанным лидером грузинских большевиков. Вместе с тем тот факт, что он дважды стал делегатом съездов РСДРП, показывает, что Коба вошел в их ведущую группу. С изрядной долей осторожности (поскольку невозможно понять, какие оценки относятся к описываемому промежутку времени, а какие возникли много лет спустя) его возросшую роль можно оценить по воспоминаниям противников. Г. Уратадзе и Р. Арсенидзе оба пустились в рассуждения о том, годился ли Коба в лидеры грузинских большевиков. Обоим, конечно, прежде всего хотелось сказать, что никакие его качества, кроме хитрости, коварства и бессердечия, не предопределяли в нем лидера. Праздный разговор, учитывая, кем сделался Сталин впоследствии, но мемуаристы высказали довольно любопытные суждения как о нем, так и о других ведущих грузинских большевиках. Арсенидзе признавал, что Коба «выдвинулся среди наиболее видных большевиков Закавказья», хотя и не до такой степени, как утверждает Л. П. Берия. Однако, по мнению мемуариста, Кобе недоставало теоретической подготовки, он едва разбирался в «Политической экономии» Богданова и никак не мог «равняться с таким, например, зрелым в политическом отношении и серьезно образованным писателем, как А. Цулукидзе». Не мог он сравниться и с Ладо Кецховели, «раньше его пришедшим в партию и проявившим огромную энергию, солидные знания и редкие организационные способности» (говоря о серьезном образовании проучившегося пару лет в Московском университете Цулукидзе и «солидных знаниях» дважды исключенного сначала из тифлисской, затем из киевской семинарии Кецховели, Арсенидзе весьма много сообщает скорее о собственных своих представлениях об образованности). Это, как отмечал мемуарист, относится к периоду до 1904 г., когда Сосо Джугашвили «был известен только своими интригами и стремлением к самовластью, да еще организацией батумского выступления в марте 1902 года, целесообразность которого сильно оспаривалась самими рабочими» [839]. Остается гадать, какие из негативных оценок отражают репутацию Джугашвили описываемого времени, поскольку комплекс суждений, включавший его самовластье, деспотизм, интриганство, постфактум стал общим местом у противников Сталина. Что касается времени после 1904 г., то Арсенидзе сравнивал Кобу лишь с двумя другими большевиками – Шаумяном и Цхакая. «Степан Шаумян далеко превосходил его глубиной теоретического мышления, а иногда и оригинальностью мысли; Сталин, пожалуй, лучше копировал Ленина и повторял его мысли, чем Шаумян. Но применять к реальной действительности изученную теорию, т. е. проявлять творческую самостоятельность, Шаумяну удавалось куда лучше, чем ему». Что до Михаила Цхакая, то «он имел больше морального веса и уважения», был одним из руководителей движения, но у него Арсенидзе усмотрел рано проявившееся «старческое слабоумие», в силу которого Цхакая «остался фанатиком революционного движения и мнил себя чуть ли не учителем всех вождей большевизма вплоть до Ленина» [840]. Арсенидзе отметил также, что «от всех других большевиков Коба отличался безусловно большей энергией, неустанной работоспособностью, непреодолимой страстью к властвованию, а главное своим огромным и своеобразным организаторским талантом», подчеркнув его особенное чутье, «способность быстро распознавать людей», соединенную с глубоко прагматичным к ним отношением. Чрезвычайно интересно также наблюдение Арсенидзе о тактике Кобы, который имел обыкновение проводить свое влияние в организации, опираясь на группу преданных сторонников (см. док. 13). Суждения Арсенидзе кажутся в целом правдоподобными, несмотря на его хвастливое заявление, будто бы он предвидел приход Сталина к власти после Ленина.