Александр Левинтов - Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия

Первая из пивнушек оказалась в англо-ирландском стиле. Низкий бар с двумя цветными телевизорами, ориентированными на спортивные репортажи, стандартное разнотравье винных и крепких бутылок, два крана разливного (всего около десяти сортов), столько же бутылочных сортов пива, от светлого до темного. Есть и извращения: пиво с шампанским («двойной бриллиант»), пиво с сидром («двойной бриллиант для бедного человека»), сидр с шампанским («скромная пышность»), сидр с пивом («скромная пышность для бедного человека») и пиво с пивом (темное со светлым) («скромная пышность двойного бриллианта для бедного человека»). Все это в одну, примерно, цену. Независимо от скромности, пышности и бутылочности. На стенах старинные географические карты Корнуэлла и других мест злачной контрабанды XVI–XVII веков. В глубине очаг и круглый стол вокруг него — самое дорогое место, занятое аккурат в мой визит шумным днем рождения с малолетними детьми, визгами и неизменным хором «Happy Birthday». За очагом небольшая выгородка для метания дротиков, дальше по коридору выход во дворик, где летом, то есть круглый год, можно сосать пиво на свежем воздухе. Там стоят столики и расположен еще один бар, поменьше. Публика — почти исключительно молодежь, по преимуществу студенты местного колледжа и военной школы.

Официантки — то ли действительно ирландки, то ли косят под них. Есть что-то в ирландцах неприступно-независимое. И хотя бы втайне, но все ирландцы — рыжие.

Меню преимущественно мексиканское, что характерно не только для Мексики, но и для Калифорнии.

Пиво подается в бокалах, пинтами — по 570 грамм. За то, что я заказал какое-то особо паршивое пиво (специальное, под звучным названием «Секвойный Берег»), фирма подарила мне бокал. Напротив каждого пива в меню — страна-изготовитель (США, Англия, Германия, Ирландия, Чехия, Голландия; европейцам запрещено поставлять пиво выше определенного уровня крепости, и они вынуждены делать специально для Америки пиво слабей, чем у себя). Самое дешевое: американское общенациональное (типа будвайзера), самое хорошее — местное, от маленьких заводиков. Но все это в пределах 3–4 баксов за пинту, то есть 20 унций, то есть осьмушку галлона.

В зальчике уютно и располагает к длинным беседам. Хорошо, если есть с кем поговорить, а если не с кем? Смотри баскетбол НБА и ахай от удачных бросков вместе с соседом по стойке бара.

Представить себе мордобой, появление полицейских или клянчущего двадцать копеек на пиво здесь невозможно, а потому хоть и уютно, но как-то скучновато и тоскливо. Впрочем, тоска — это особый род занятий русского человека. Дома у него ностальгия по загранице, за границей по дому. Лишь бы не выносить мусор и не проверять уроки у лоботряса-сына.

Второй поход требует отдельного рассказа. Это было примерно через неделю после моего прибытия в Америку. Английский у меня был строго нулевой.

Тот же мой приятель позвонил мне в ненастный понедельник.

— Пойдем пивка попить?

— О’кей.

— Я знаю одно место: пальчики оближешь. Вот только я нынче без машины. Но это ровно на полдороге между мной и тобой (я вспомнил, что он вообще-то живет в другом городе, правда, соседнем).

— О’кей.

— Я вижу, у тебя английский стал гораздо лучше. Запоминай дорогу: как только пройдешь туннель, возьми правей и иди до пересечения с большой улицей. Она называется Стиморол Роуд, с нашей стороны, а с вашей, кажется, Баунти Авеню. Держи по ней минут двадцать и потом сразу направо, к океану. Как этот проулок называется, я не знаю, но все тебе скажут, где «Айриш Паб», потому что он почти на Стиморол Роуд, которая у вас Баунти Авеню. Встречаемся ровно через сорок минут в пабе!

Я надел экзотический трикотажный ансамбль, выполненный по любви и дружбе одним рязанским дизайнером, но не из выпендрежа, а потому, что теплей в моем гардеробе не нашлось ничего для столь прохладного дня.

И вышел из дому.

Интересно, а в какой стороне туннель? И я пошел в одну из сторон света.

Когда туннель кончился, дорога рассыпалась на множество других, и все они уходили направо. Я мучительно стал вспоминать английский и, будучи географом, сразу вспомнил:

— Ньюфаундленд — «Вновь найденная земля».

И я соорудил фразу: «Ай фаунд айриш паб, плиз?»

Но спросить было не у кого. На улице ни души, только машины мимо мчатся.

Я начал голосовать, но никто долго не останавливался, потом все-таки притормозила какая-то мэм в «кадиллаке» и дала мне квотер.

Пришлось идти дальше, пока не показались люди. Я у всех спрашивал «Ай фаунд айриш паб, плиз?», а они спрашивали у меня что-то, из чего я понимал только «фром», на что я вежливо отвечал «фром Раша», демонстрируя свою полную вменяемость.

Но скоро мне надоело отвечать одно и то же, тем более, что это никак не помогало мне понять, где я. И я стал нагло врать: «I’m chukhcha from Alyaska». И тогда все смотрели на меня, как на антропологический музей на ходу.

Улица становилась все оживленней, несмотря на наступивший вечер. Я выбрал парня по-мексиканистей и спросил его «Донде эста айриш паб?», но и ему почему-то захотелось узнать, откуда я.

Я плюнул на все, толкнул первую же попавшуюся дверь какой-то пивной под названием «Ирисовый паб» и обратился к первому же человеку, который был уже явно подшофе и потому со спины выглядел другом:

— Друг, ай фаунд айриш паб, плиз?

— А, это ты? — сказал Дан. — Я думал, что ты с концами. Ты успел на happy hours — счастливые часы.

— Да, хорошо, что это были не дни.

Пока я щелкал клювом над первой кружкой прекрасного, доложу вам, эля имени патриота Самуэля Адамса, happy hours кончились, народ быстро куда-то рассосался, дешевую закуску унесли, а на другую мой карман не был рассчитан…

Еще не бабье лето, но жара уже схлынула. Где-то далеко-далеко детишки пошли в первый раз в первый класс, а я пилю по Бродвею Нью-Йорка из Uptown в Downtown сквозь Midtown, с Семьдесят Второй на набережную. И ноги уже отваливаются. Прохожу через два здоровенных, по полкилометра высотой, небоскреба под общим названием Центр Мировой Торговли и уже выруливаю к парому через Гудзоновку, как справа — ну, такой знакомый гул стоит! Подхожу — деловые клерки пиво дуют, правда, баночно-бутылочное. Время — без четверти восемь пятничного вечера, я только что был на Уолл-стрит: ни одной акулы, ни одного магната — все на дачи смылись, а простые американские финансисты, плотва служилая, пескари Уолл-стрита, вместо того, чтобы ковать грозное оружие капитализма, деньги то есть, побросали свои компьютеры и хлещут пиво и общаются — гул, как в настоящей пивной.

Вот, точно как в пивной «Могат» в нью-йоркском Центре Мировой Торговли.

Я и до этого, пока пилил по Бродвею, это предчувствовал, а тут окончательно понял: Нью-Йорк — это самый московский город в мире, точно в размер среднего человека и в духе нормального мужика.