Раиса Кирсанова - Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: Костюм - вещь и образ в русской литературе XIX в.

«Кругом всего тарантаса нанизаны кульки и картоны. В одном из них чепчик и пунцовый тюрбан с Кузнецкого моста от мадам Лебур для супруги Василия Ивановича».

Соллогуб В. А. Таранты, 1840, полностью напечатана в 1845.

Тюрбан — головной убор из большого куска ткани, задрапированный согласно особым правилам, если речь идет о национальном головном уборе (цвет, качество ткани, форма драпировки на всем мусульманском Востоке имеют свои региональные особенности, которые с течением времени менялись, так что возможно использовать форму тюрбана для атрибуции восточной миниатюры); женский головной убор, особенно популярный в первой половине XIX в.

Тюрбан известен в истории европейского костюма с XV в.; как элемент театрального костюма использовался уже в XVII в. В самом конце XVIII столетия, наряду с другими вещами восточного происхождения, он вошел в гардероб европейских женщин. Французская писательница Жермена де Сталь (1766–1817) способствовала распространению этой моды. Вынужденная бежать из Франции, она посетила многие страны, в том числе и Россию. Всюду её костюм находил подражательниц.

Характерно, что тюрбан использовался как парадный головной убор. Кроме того, его можно назвать портретным, так как в повседневной жизни его не носили, надевали только для больших выездов, на балы, для официальных визитов, а по портретам первой трети XIX в. создается впечатление, что тюрбаны носили всегда, во всех случаях жизни. В тюрбане запечатлена и Жермена де Сталь.

Тюрбан.

Рисунок из журнала «Московский телеграф» за 1825 г. № 8.

Рекомендуя своим читательницам головные уборы, модные журналы сообщали: «Тюрбаны и токи, приготовляемые в модных лавках, надевают только в театр и в обыкновенные выезды. Но головной убор (тюрбаны, цветы, перья и проч.), когда едут на бал или в концерт, должны быть расположены артистом, убирателем головы при самом туалете» (Моск. телеграф. 1825. № 3. С. 57).

В 30-е гг. тюрбаны, как сообщали газеты, имели следующую форму: «Носят также береты и тюрбаны. Последние изменились по своей форме: прежде главная ширина их была по обеим сторонам головы, а ныне с боков тюрбаны узки, но зато весьма широки в передней и задней частях» (Сев. пчела. Спб., 1832. № 70).

Рисунок из журнала «Evening Dress».

Головным убором для выходов тюрбан оставался вплоть до конца 40-х гг. А. О. Смирнова записала в своем дневнике 10 марта 1845 г.: «Графиня Растопчина заметила в уголке маленькую женщину в красном тюрбане, весьма медленно двигающуюся, лениво облокотившуюся на кресло, спросила, кто это новое лицо, и была мне представлена графиней Борх. Ей не понравился мой тюрбан; он, однако же, вышел из рук знаменитой Beaudrant, был ею придуман для меня и, как я теперь помню, нашел полное одобрение государя и многих молодых барынь» (Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма. М., 1929. С. 278).

Рисунок из журнала «Листок для светских людей» за 1841 г. № 20.

Во второй половине XIX в. тюрбаны вышли из моды и возродились лишь в 10-е гг. XX в. Так как тюрбаны носят уже почти двести лет, можно сказать что это один из самых устойчивых типов головного убора.

« Наталья Дмитриевна.Нет, если б видели мой тюрлюрлю атласный!».

Грибоедов А. С. Горе от ума, 1822–1824. Действие 3. Явл. VII.

Тюрлюрлю — длинная женская накидка без рукавов из шелковой шуршащей ткани. Собственно тюрлюрлю — это звукоподражание, передающее шелест шелка (хлопок и шерсть не имеют таких акустических эффектов). Шумящие платья были в моде ещё в конце XVIII в.: «<���…> употреблялось проклеенное полотно, называемое „la criadre“. Эта ткань шумела страшнейшим образом при малейшем движении» (Пыляев М. И. Старое житье. Спб., 1897. С. 102).

Такое звукосочетание использует Ф. М. Достоевский в романе «Подросток»: «<���…> он только всех слушал, беспрерывно ухмылялся с слюнявым хихиканием и, от времени до времени, но всегда неожиданно, производил какой-то звук, вроде „тюр-люр-лю“», а далее, на той же странице Ф. М. Достоевский повторяет ещё раз: «Студент ответил мне своим „тюр-люр-лю“» (1875. Ч. 1. Гл. 5–IV).

Анализ текстов Ф. М. Достоевского позволяет считать, что писатель сознательно прибегал к некоторым искажениям слов, связанных с костюмом. Например, «фру-фру», также основанное на звукоподражании (см. фру-фру ).

В комедии А. С. Грибоедова упоминаний о костюме и тканях очень немного, а ремарок, посвященных одежде действующих лиц, вообще нет. Однако отношение к костюму прослеживается очень четко. Это проявляется и в монологе Чацкого: «<���…> И нравы, и язык, и старину святую, И величавую одежду на другую По шутовскому образцу; Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем, Рассудку вопреки, наперекор стихиям» (Действие 2. Явл. 22).

Ирония автора сквозит в репликах дам на вечере Фамусова о тюрлюрлю и барежевом эшарпе, складках и фасонах.

Обращение к лексикону моды в спорах о важных проблемах духовной жизни 20-х гг. XIX в. не было случайностью, так как в бытовой культуре того времени костюм имел большое значение, был формой проявления оппозиционных настроений, выражения политических симпатий и антипатий (см. боливар ). Свойственное эпохе убеждение, что люди «одеваются, как думают», сделало костюм знаком определенной идеологической позиции. У Ф. Ф. Вигеля, к которому восходит это выражение, сказано: «Итак, французы одеваются, как думают; но зачем же другим нациям, особливо же нашей отдаленной России, не понимая значения их нарядов, бессмысленно подражать им, носить на себе их бредни и, так сказать, ливрею» (Записки. М., 1928. Т. 1. С. 177).

Эта тенденция ярко проявилась во время привлечения А. С. Грибоедова для дачи показаний по делу декабристов. В его следственном деле есть следующий параграф: «В каком смысле и с какой целью вы, между прочим, в беседах с Бестужевым, неравнодушно желали русского платья и свободы книгопечатания?» (А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980. С. 281). Для властей отношение к одежде и свободе книгопечатания представлялось одинаково важным. А. С. Грибоедов отвечал: «Русского платья желал я потому, что оно красивее и покойнее фраков и мундиров, а вместе с тем полагал, что оно бы снова сблизило нас с простотою отечественных нравов, сердцу моему чрезвычайно любезных» (Там же. С. 284).

Мнение А. С. Грибоедова совпадает с высказыванием П. И. Пестеля, которое хорошо было известно Тайному Комитету: «Что касается до красоты одежды, то русское платье может служить тому примером» (Восстание декабристов. Документы. М., 1958. Т. 7. С. 255).