Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Слово «ужас» в данном случае следует понимать как кальку с французского «terreur».

В том же очерке Батюшков так описывает Раевского в сражении под Лейпцигом: «Раевский стоял в цепи мрачен, безмолвен. Дело шло не весьма хорошо. Я видел неудовольствие на лице его, беспокойства ни малого. В опасности он истинный герой, он прелестен. Глаза его разгорятся как угли, и благородная осанка его поистине сделается величественною» [Батюшков, 1978, с. 414].

Сын Отечества. 1812. № 4. C. 168. Исследуя происхождение этой легенды, А. Ильин-Томич установил круг ее возможных авторов на основе мемуарного свидетельства М.А. Дмитриева: «Тургенев, Воейков, Греч и другие собирались вместе после выхода неприятеля из Москвы и начали выдумывать эти анекдоты» [Дмитриев, 1998, с. 85; Ильин-Томич, 1992, с. 126–127].

Источником в данном случае скорее всего послужила «Эпитома Помпея Трога» Юстина. Кинегир – брат Эсхила, погибший в сражении при Марафоне 12 сентября 490 г. до н. э.: «Писатели осыпают также похвалами афинского воина Кинегира. Убив бесчисленное множество в бою, он побежал по пятам противников, бегущих к судам, удержал правой рукой нагруженный неприятельский корабль и не раньше отпустил его, чем потерял руку. Когда же ему отрубили правую руку, он схватился за корабль левой. Потеряв и эту руку, он в конце концов удержал корабль зубами. Таково было мужество этого человека, что он не ослабел после стольких убийств, не был побежден, потеряв обе руки, а превратившись в обрубок, сражался зубами, как бешеное животное» [Юстин, 1954, с. 218–219].

Ср.: Народы стали за права;

Цари соединяли силы… [Глинка Ф., 1957, с. 205].

Эти крестьяне входили в партизанский отряд Дениса Давыдова.

В автобиографических записках Нессельроде так передает слова императора: «Я сомневаюсь, чтобы новая с моей стороны попытка к соглашению, обращенная к Наполеону, привела бы к мирной развязке. Так же, как и вы, я считаю разрыв неизбежным. В случае войны я намерен стать во главе армии; тогда мне нужен будет человек молодой, могущий всюду следовать за мною верхом и заведовать моею политической перепиской. Канцлер граф Румянцев стар, болезненен, на него нельзя возложить этой обязанности. Я решился остановить свой выбор на вас; надеюсь, что вы оправдаете мое доверие с верностью и скромностью» [Шильдер, 1897–1898, т. 3, с. 63].

Екатерина Павловна настойчиво внушала Александру мысль, что командовать армиями не его дело. В письме от 5 августа из Ярославля она снова обратилась к этой теме: «Ради Бога не беритесь командовать сами. Не теряя времени, необходимо найти главнокомандующего, пользующегося доверием в войсках, вы же не внушаете никакого» [Переписка Императора Александра I… 1910, с. 81].

В начале войны у Александра состоялся разговор с фрейлиной императрицы Роксандрой Скарлатовной Стурдзой (Эдлинг): «Говоря о патриотизме и народной силе, государь отозвался так: “Мне жаль только, что я не могу, как бы желал, соответствовать преданности этого удивительного народа”. – “Как же это, государь? Я вас не понимаю”. – “Да, этому народу нужен вождь, способный вести его к победе; а я, по несчастию, не имею для того ни опытности, ни нужных дарований. Моя молодость протекла в тени двора (à l’ombre d’une cour); если бы меня тогда же отдали к Суворову или Румянцеву, они меня научили бы воевать, и, может быть, я сумел бы предотвратить бедствия, которые теперь нам угрожают”. – “Ах, государь! Не говорите этого. Верьте, что Ваши подданные знают вам цену и ставят вас во сто крат выше Наполеона и всех героев на свете”. – “Мне приятно этому верить, потому что вы это говорите; но у меня нет качеств, необходимых для того, чтобы исполнять, как бы я желал, должность, которую я занимаю. Но, по крайней мере, не будет у меня недостатка в доброй и твердой воле на благо моего народа в нынешнее страшное время. Если мы не дадим неприятелю напугать нас, война может обратиться к нашей славе”» [Эдлинг, 1999, с. 175].

Имеется в виду население между Двиной и Неманом.

Эту же фразу почти дословно Александр повторит через несколько дней в разговоре с полковником А.Ф. Мишо: «Я отращу себе бороду до сих пор (показывая рукою на грудь свою) и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подписать стыд моего отечества и моих добрых подданных, пожертвования коих умею ценить» [Военский, 1904, с. 14]. Ср. с письмом Ростопчина Александру от 11 июня 1812 г.: «Бороды будут оплотом России… Император России всегда будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске» [Ростопчин, 1893, с. 179].

Имеется в виду Послание к Евреям (гл. 11).

Подробнее см. гл. 10 наст. изд.

Так, например, после Бородинского сражения полковник Закревский говорил: «Если победа нам не достанется, то другой Пожарский придет к нам на помощь». Внук Ростопчина А. Сегюр, цитируя по воспоминаниям Вольцогена, эти слова, пояснял французскому читателю: « Пожарский – имя освободителя Москвы в 1612, но в то же время это слово, происходящее от пожар (incendie), означает поджигатель (un incendiaire)» [Ségur, 1871, р. 189]. Во французском языке слова «пожар» и «поджог» звучат одинаково, поэтому Сегюр производит фамилию «Пожарский» от поджога, что не соответствует семантическим связям этих слов в русском языке.

В семье Ростопчиных сохранялось устойчивое представление, что пожар Москвы есть результат хорошо спланированного замысла Ростопчина. Так, его дочь писала о «нескольких гражданах, наделенных героической душой, которых выбрал мой отец для того, чтобы поджечь магазины, лавки и дома» и добавляла, «все это было сделано без беспорядка и шума» [Narishkine, 1912, р. 157].

О популярности Ростопчина в послевоенной Европе см.: [Ségur, 1871, р. 309–312].

Так называется во врачебной науке сухотка , т. е. крайняя сухость и увядание всего тела. – Примеч. Муравьева-Апостола .

Никто из напавших на сей город безумною бранию не возвращается, радуясь, что осквернил оный. Боги не оставят обители своей [Муравьев-Апостол, 2002, с. 7].

«Война есть море бедствий, истекалище всех зол, какие только могут быть в свете. Истории всех времен именуют ее бичом человеческого рода, и Священное Писание поставляет ее тяжкою тяжких человеческих грехов казнию» [Цветницкий, 1813, с. 2].

Статья В.А. Западова, оспаривающая авторство Радищева, интересна в плане постановки проблемы, но не может считаться ее решением [Западов, 1993, с. 131–155].